Но были в Астрахани и прелестные во всякий сезон архитектурные диковинки. Среди них — мечеть Ак-мешит. Ее посмотрели первой. Анне она показалась огромной. Московская в сравнении с ней была игрушкой, казанская — скромной часовней. «Большая, красивая, просторная, лучше и краше всех тех, что мы видели». Ее считали самой старой в Астрахани, хотя построили всего 30 лет назад — в 1810 году, на месте обветшавшей деревянной. По стилю — совсем не мечеть: квадратная, неоклассическая, с пилястрами и полукруглыми окнами, светло-серого оттенка николаевской шинели и петербургского неба. Пухлый минарет был похож на православную звонницу — ни толики восточного изящества, ни арабских узоров, ни бухарских изразцов, хотя соорудили храм на деньги купца Измайлова, выходца из баснословной Бухары. «Зашли внутрь — за притвором открывается неф. Красивая кафедра — небольшая лестница, как обычно ведущая на маленький балкончик, где стоит и откуда вещает священник. Маленькая абсида. Обходная галерея очень низкая, вполовину высоты нефа».

Персидская мечеть в Астрахани. Фотография конца XIX в.

Анна знала из книг, что в Астрахани жили монгольские буддисты и настоящие персидские зороастрийцы. Пошли их искать. На Индийской улице в глубине двора отыскали кумирню — единственный в России индуистский храм. В спящий занесенный снегом город стоило приехать хотя бы ради нее — этой незатейливой каменной шкатулки с позолоченными фигурками богов, священными костяшками и чайными пиалами с водой из священного Ганга: «Храм устроен в небольшой комнате. Когда мы зашли, там находились двое — брахман-священник и купец. Первый совсем непохож на индуса, купец, наоборот, имеет все черты этой нации, очень красив, приехал сюда из Панджаба. В городе осталось всего пять или шесть индуистов, остальные умерли или уехали. Недавно умер еще один — его тело было предано огню, согласно обычаю их веры. В храме в небольшой квадратной коробке расставлены фигурки богов, в основном из меди — всего двадцать одна, и почти все обернуты в ткани, все, кроме богов других религий — как, например, фигурка Анубиса. Нам позволили их осмотреть, но не разрешили трогать. Там же лежали какие-то священные камни, а также черный булыжник из реки Ганг, напомнивший мне голову медведя. Некоторые фигурки богов имели по несколько рук и были похожи на те, которые я видела в храме князя Тюменя. Началась служба. Слова молитвы были нам, конечно, непонятны — брахман черпал священную воду из серебряного блюда и разбрызгивал ее маленькой серебряной ложкой, похожей на чайную, — воду прикладывали ко лбу и пили. Из разговора с купцом я поняла, что вода происходит из Ганга, но, когда ее нет, они черпают воду из Волги. После службы нам подарили превосходные яблоки и какую-то сладость из белого сахара».

После загадочного полутемного храма, погруженного в дым благовоний и молитвенный шепот смуглого брахмана, Успенский православный собор, которым так гордились астраханцы, показался пресным, бесцветным, обыденным. Его словно срисовали под копирку с кремлевского храма в Москве. Те же купола, лепные белые стены, наличники, пузатые колонны, закомары. Удивил не он — Анну удивил священник: «Я думала, что он откажется от денег — напротив! — он сразу же взял предложенные 50 копеек серебром и провел нас в закрытую нижнюю капеллу, куда пускали только летом, но мне было необходимо ее увидеть».

Публичная библиотека, открытая губернатором Тимирязевым, оказалась бедной: «Несколько тысяч томов, ничего особенного». Институт благородных девиц понравился — уютный, не слишком казарменный, в нем учились 40 барышень, опрятно одетые, старательные, хорошо музицировали. Увидели и заведение для мальчишек: «В этом казачьем институте 26 воспитанников. Изучают географию, арифметику, математику, французский, немецкий и восточные языки. При мне экзаменовали двух мальчишек — отвечали охотно и хорошо. Заведение целиком содержится на деньги казаков и обходится им в 10 тысяч рублей ежегодно».

Затем проехались к артезианскому источнику на Фруктовой площади, позади кремля. История с ним была анекдотическая. В Астрахани всегда не хватало воды. И вот в конце 1830-х один смышленый горожанин по фамилии Сергеев решил выкопать колодец — знал, что где-то в этих местах протекал подземный источник. Стал искать и быстро нашел — но вместе с дурно пахнущей водой на поверхность вырвался газ. Горел несколько недель. Об этом прознали индуисты, тут же прибежали, огородили скважину, принялись истово молиться, думая, что боги наконец-то услышали их камлания и явили себя темному алчному астраханскому миру. Но вмешался губернатор — огонь спешно загасили, индуистов мягко выпроводили. Что делать c волшебным колодцем, ни он, ни Сергеев не знали. А потому на всякий случай его огородили и объявили достопримечательностью. Приехав на Фруктовую площадь, Листер увидела «скважину 60 саженей глубиной, вода из которой поднимается на поверхность на 2 сажени, но она дурная, пахнет серой, и, если поднести к ней зажженную свечу, вспыхивает пламя».

Потом они заехали на виноградник к одной местной даме, не самой богатой. Их проводник рассказал, что под Астраханью, в селе Началово (вот куда надобно отправиться летом) живет купчиха Александра Ахматова, она в этих краях знатнейшая виноторговица, и ее виноградники самые большие в округе: «На нее батрачат 100 крестьян, она получает годовой доход в 20 тысяч рублей, но нынче все жалуется: не может следить за виноградниками, расходы почти равны доходам и выгода мизерная».

По соседству стоял ледник — зашли туда. Энн поеживалась от холода, тихонько сморкалась в платочек, терпеливо ждала, когда Анна закончит наконец обмеры и записи. Листер усердно работала линейкой: «Низкая дверь, 5 футов высотой. За ней — небольшая полуподвальная прихожая с замызганным полом и напротив — маленькая дверка 3 фута высотой или даже 3 фута и 6 дюймов. Она ведет в ледник. Мы увидели большие куски льда — они лежат на глубине 2 саженей от того места, где мы стояли. Лед прикрыт сбитыми досками и соломой. Там лежит замороженное мясо, которое хозяин ледника продает зимой. Но как раз сейчас на него нет спроса из-за поста. И потому свое мясо он собирается засолить — соль он хранит в больших железных ступах».

В перерывах между экскурсиями и вечерами подруги разъезжали по гостям, пили чай, обедали, знакомились с обществом. Первые дома Астрахани жили по часам большого света. Сегодня — музыкальный вечер, завтра — театр, потом праздничный обед и торжественный ужин, камерный концерт и танцы. Всё très bon ton, всё как у аристократов. Некоторые высокие чины родились или служили когда-то в столице. Фамилии были как на подбор — всё немецкие, со звучными приставками «фон» да «цу». И лица совсем не местные — бледные, удлиненные, портретные, лица балтийских баронов, прусских юнкеров и силезских фармацевтов.

Генерал-майор Борис Борисович Ребиндер, урожденный Бернт Отто, происходил из ливонцев, в Астрахани занимал пост военного коменданта. Жена его, Вильгельмина Ленк, была немкой и похвально безропотной лютеранкой — мужественно терпела захолустье, провинциальную тоску и бесконечные ветры, от которых часто болела: «У нее хрупкое здоровье, климат местный ей вреден, потому она часто сидит дома, почти никуда не выходит». Иногда, впрочем, ездила с подругами в драматический театр — там давали русскую классику. Оставшееся время госпожа комендантша посвящала чтению, вязанию, молитвам, сплетням и пению. Пела она восхитительно — чистым, тонким голоском, почти не фальшивила. Однажды по просьбе Анны исполнила русские романсы. И подарила потом на память рукописную копию ее любимого, «Я вас любил», на стихи Пушкина.