Он собирался потратить тысячу баксов на шлюху, зная, что не получит удовольствия. Настоящего удовольствия. Но ему нужна была разрядка. Разрядка через жестокость.

Уже глубокой ночью, примерно в тот момент, когда Сэм почувствовал, что головная боль стихает, Джастин прислушался и убедился, что всхлипывания из маминой спальни в конце коридора наконец прекратились. Тогда он выскользнул из-под одеяла и открыл дверь шкафа. Там, внутри, было зеркало. Когда мама наряжала его, она любила стоять у него за спиной и смотреть на отражение в зеркале, словно так ей было лучше видно. Джастин повернулся левым боком к зеркалу и в тусклом свете лампы, стоявшей на его ночном столике, попытался разглядеть родимое пятно. Раньше он как-то о нем не задумывался, но сейчас ему стало любопытно, много ли есть на свете мальчиков или мужчин с такой же, как у него отметиной, или он и тот мужчина, который пытался обидеть маму, какие-то особенные.

Пятнадцать лет копаться в этом дерьме!.. Микки служил своему делу вот уже пятнадцать лет. Волос у него почти не осталось, только реденькая дуга, как подкова, на затылке. Его лицо и руки были обветрены, как у бродяги, спина и ноги побаливали, три постоянно разрастающихся пятна на коже надо бы, наверное, показать врачу, но он не станет. Он умрет тогда, когда Господь призовет его прямо с поля боя. Если б Микки потребовалась помощь врача, чтобы спасти свою жизнь, парадоксальность и унизительность такой ситуации была бы хуже смерти. И потом, «Рука Господа» не предоставляла медицинской страховки.

Нельзя сказать, чтобы жизнь его не радовала. Многие дела прошли успешно: как указывалось на сайте Гарольда Деверо, за эти годы пятьдесят семь специалистов по клонированию были убиты, и еще около шестидесяти ушли на пенсию, — чуть ли не все эти достижения можно записать на счет Микки. Законы, запрещающие клонирование, сенат так и не принял (усилия Микки в известном смысле даже способствовали этому, поскольку у лозунга «Не дадим террористам нас запугать!» появилось много сочувствующих), зато клонирование как бизнес существовало на осадном положении. Все меньше студентов выбирали соответствующую специализацию в медицинских школах, и, хотя были разработаны новейшие технологии, успешные методики, заявок на клонирование стало намного меньше, чем десять лет назад. «Рука Господа» все-таки одерживала победу в этой изнурительной войне.

За шесть недель Микки уничтожил троих: одного подстрелил в Детройте, другого подорвал в Миннеаполисе, а третьему организовал «автокатастрофу» в Де-Мойне, после чего, посоветовавшись с Филиппом и остальными, решил немного передохнуть, пока суета не уляжется. ФБР продолжало разыскивать Байрона Бонавиту, хотя кое-кто предполагал, что для спасения репутации Бюро полезней распространить слух о смерти легендарного преступника, чем признать, что поймать его никогда не удастся. Теперь федералы утверждали, что преступных группировок, выступающих против клонирования, стало больше. Для дела, которому посвятил себя Микки, тут была прямая выгода, поскольку создавалось впечатление, что движение яростных противников этого безобразия разрастается, к тому же федералы не искали конкретного человека, Микки Фэннинга. Но ему следует соблюдать осторожность. Штаб-квартира «Руки Господа» в Огайо давно уже у федералов под подозрением, поэтому пусть они себе ищут преступные группировки по всей стране.

Но «соблюдать осторожность» вовсе не означало прекратить богоугодную деятельность. Микки, и не отправляя пока к Отцу нашему любителей клонирования, нашел способ заниматься полезным делом. Правда, если бы Фил и другие узнали, как он при этом рискует, наверняка велели б ему прекратить.

Микки уже три ночи спал в проржавевшем «катласе» на специальной стоянке для отдыха у шоссе 1-35, на выезде из Остина. Днем он отправлялся в город и исследовал улицы, прилегающие к школе Нила Армстронга. Там было полно народу, много старых деревьев и множество путей для отхода. В обед он шел вслед за школьниками, особенно пристально наблюдая за одним из них. На второй день наблюдения он наткнулся на мопед, оставленный у магазина комиксов. Завести его без ключа было пара пустяков. В ту ночь он спал на переднем сиденье, подключив мопед, спрятанный на заднем сиденье, к аккумулятору машины.

На четвертый день он усвоил распорядок дня своего подопечного. Часа в три Микки явился в мотель, в котором можно было снять номер на несколько часов, и принял душ. Переодевшись во все чистое, он устроился у прикроватного столика, достал из сумки лист миллиметровки. Потом он развернул еще один листок, старый и потрепанный. Эта была картинка, нарисованная им в ту пору, когда он впервые попытался применить данную тактику. Та, первая операция, сложилось неудачно, и он не смог передать рисунок тому, кому он предназначался, но сама идея так ему нравилась, что он не стал выбрасывать листок и по мере необходимости делал с него копии. Миллиметровка позволяла точнехонько перенести рисунок, к тому же ему казалось, что рисунок на разлинованной бумаге должен создавать впечатление, что автор — методичный психопат, а это внушает жертве не просто страх, а настоящий утробный ужас. Он достал черную и красную ручки и приступил к работе.

Со всеми подробностями, как в анатомическом атласе, нарисовал сердце, его обвивала змея, по сторонам две руки, одна из которых указывала на небеса. Потом изобразил меч в языках пламени, вывел каллиграфически их монограмму — «HoG» — и раскрасил ее красным и черным. Затем настал черед перечислить шестерых врачей, убитых им за последнее время (этот список неоднократно обновлялся с момента создания оригинала). Он зачеркнул имя каждого из них красной ручкой. Под списком Микки аккуратно вывел «Оливер Бел Геддес» и оставил незачеркнутым. Еще ниже он старательно написал печатными буквами стих из Книги Бытия — одну из многих цитат из Библии, которые он знал наизусть:

«И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ БОГ: ВОТ, АДАМ СТАЛ КАК ОДИН ИЗ НАС, ЗНАЯ ДОБРО И ЗЛО; И ТЕПЕРЬ КАК БЫ НЕ ПРОСТЕР ОН РУКИ СВОЕЙ И НЕ ВЗЯЛ ТАКЖЕ ОТ ДЕРЕВА ЖИЗНИ, И НЕ ВКУСИЛ, И НЕ СТАЛ ЖИТЬ ВЕЧНО».[19]

Весь текст был написан черными чернилами, кроме слов «не стал жить» — они были красными. Когда он закончил и чернила высохли, он сложил бумажку вчетверо, сунул в задний карман, к бумажнику, и убрал оригинал обратно в сумку.

В пять тридцать Микки выписался из мотеля и поехал на улицу, тщательно исследованную им накануне. Дома здесь были большие, участки запущенные: давно не стриженные лужайки, забитые банками из-под пива урны. Микки решил, что эти дома снимают, видимо, студенты Техасского университета. Он остановил машину и достал из-под заднего сиденья краденый мопед. Он ехал и чувствовал, как раскраснелось его лицо в предвкушении встречи с жертвой.

Микки не спешил, внимательно следя за тем, чтобы не нарушить правила дорожного движения, останавливался на перекрестках. Он ненавидел мотоциклистов, особенно юнцов, спокойно гоняющих не по своей стороне дороги или на красный свет, которые считали, что это водители автомобилей должны под них подстраиваться. Лето еще не кончилось, было довольно жарко, но легкий ветерок охлаждал его кожу, пока он ехал на скорости километров сорок в час. Он остановился у бакалейного магазина, слез с мопеда и развернул его в обратную сторону. Он не слишком хорошо здесь ориентировался и опасался, что если не поедет той же дорогой — заплутается; ему придется возвращаться, когда около магазина уже появятся копы. Если, конечно, их кто-нибудь вызовет. Никогда не знаешь, как объект отреагирует.