— Надеюсь, от лишних рук можно избавиться? — нахмурилась Фиби.

— Ничего сложного. Достаточно обычного резорбтивного средства.

— Я хочу получить его прямо сейчас!

— Как хочешь.

— Но использую только, когда захочу!

Обстоятельства моего рождения всегда были загадкой. По крайней мере для меня самого. Я сильно подозреваю, что тетушка Итци могла бы при желании много чего порассказать о моем истинном происхождении. Однако, как бы то ни было, такого желания у нее ни разу не возникло. В ответ на мои вопросы она обычно сжималась, как испуганный броненосец, и говорила что-нибудь вроде: «Меньше знаешь, крепче спишь». Теперь ее уже нет, и мне некого спросить.

Я не знал наверняка, была ли она на самом деле мне тетушкой или хотя бы родственницей, и в глубине души даже надеялся, что не была, учитывая мои юношеские мечты в отношении нее, да и, честно говоря, не только юношеские.

Первые мои воспоминания о тетушке Итци связаны с первым школьным днем. Она ведет меня за руку, ласковое сентябрьское солнце греет как теплая пижама. Трости для ходьбы и ортопедические шины у меня на ногах постукивают друг о друга как кастаньеты. А может быть, мы шли в детский сад, потому что, насколько я помню, в первом классе шины уже сняли. Значит, мне исполнилось тогда года четыре или пять, а тетушке Итци… Во всяком случае, она была уже совсем взрослой, по крайней мере достигла полного роста, который предназначила ей природа.

Однако моя макушка уже доходила ей до плеча, а непослушные вихры, вероятно, торчали еще выше.

Ростом Итци была больше метра, но совсем ненамного, и это включая десятисантиметровые шпильки, с которыми она не расставалась, и высоко взбитые рыжеватые волосы. Сомневаюсь, что она весила больше тридцати килограммов. Изящные хрупкие запястья и лодыжки, тонкие, как у воробышка, очаровательный крошечный ротик, губы совершенной формы, всегда умело накрашенные. Не карлица и не лилипутка, у которых пропорции тела обычно искажены. Совсем наоборот.

Сверхминиатюрная красотка. Куколка. Цыпочка. Чудо природы. Называйте как угодно, но все головы мгновенно поворачивались ей вслед. Пожалуй, я все-таки несколько погрешил против истины, когда говорил о пропорциях. Чуть-чуть смещенные, скорее так. Представьте себе увеличенную — не очень сильно — куклу Барби. Великолепный бюст, несколько контрастирующий с невероятно тонкой талией, но прекрасно сочетающийся с идеально женственными бедрами. Вдобавок Итци имела обыкновение подчеркивать свои сногсшибательные формы туго затянутым поясом. В целом ее манера одеваться, не будучи вызывающей или безвкусной, была чрезвычайно возбуждающей. Во всяком случае, с моей точки зрения, и чем дальше, тем больше.

С годами, став взрослым мужчиной, я смог оцепить внешность тетушки Итци лучше и понял, что одежда, хотя и изысканно подобранная, вовсе не имела тут решающего значения. Потрясающие линии ее тела сами по себе обладали такой притягательностью, которую даже обертка из мешковины не смогла бы заглушить.

И еще одно. Запах. Хотите верьте, хотите нет, но тетушка Итци ни разу на моей памяти не пользовалась духами, и тем не менее от нее неизменно исходил отчетливый аромат, напоминавший цветы калины, но с легким опенком корицы.

Теперь я знаю, что существуют мужчины, которых совершенно не привлекают миниатюрные красавицы.

Я к таким не отношусь. И судя по тому, сколько мужчин и даже женщин оборачивались нам вслед, когда Итци выводила меня на улицу — и в тот памятный день, и в другие, — я далеко не единственный.

Разумеется, Итци не было ее настоящим именем. Ее звали Фритци. Фритци Де Ла Мар. А я Уолли Де Ла Мар. Однако моя запинающаяся детская речь сократила ее в Итци, а потом прозвище так и приросло.

Несмотря на отсутствие родителей, мое детство у тетушки Итци прошло совершенно нормально. За одним исключением: меня приходилось непрерывно таскать к врачу из-за врожденного искривления ног, которое пришлось исправлять с помощью шин и многолетних курсов непонятных инъекций, в назначении которых я не разбирался, да и не интересовался. Тетушка Итци говорила, что так надо, и мне ее слов было вполне достаточно.

В школьные годы я сильно вытянулся и к старшим классам был уже здоровенным крепким парнем, ничем не отличаясь от сверстников. Хотя черты лица у меня, как принято говорить, довольно резкие, и едва ли кто-нибудь назвал бы меня красавцем, но и уродом я себя не считаю. Вообразите себе Тома Беренджера до того, как его отшлифовали в Голливуде, и вы получите достаточное представление о моей внешности. Спорт, учеба, увлечения… Я был нормальным парнем во всех отношениях.

Кроме одного.

Любая женщина нормального роста вызывала у меня внутреннее отторжение, словно какая-нибудь неуклюжая великанша, уродливая в силу одной лишь своей величины, независимо от достоинств лица и фигуры. Я просто не мог заставить себя с ними встречаться. В разное время немалое число этих «верзил», как я их про себя окрестил, делали попытки завоевать мой интерес, но я оставался холоден как лед.

Мне нравились маленькие женщины. Совсем крошки. Роста и сложения тетушки Итци. Толи в силу обстоятельств, то ли каких-то внутренних генетических особенностей — не знаю. Никакие другие типы женщин меня не привлекали.

Само собой разумеется, в результате мой выбор потенциальных партнеров был весьма ограничен. В нашей небольшой школе учились не более пяти сотен человек, и за все время я встретил лишь двух или трех девочек, хоть сколько-нибудь подходивших мне по росту. Однако, как выяснилось, проблема заключалась не в одном только росте. Я искал ту, которая была бы похожа на Итци и в остальном.

В конечном счете нашлась лишь одна девочка, которая соответствовала моему идеалу. В школе она пользовалась повышенным вниманием, но, как ни странно, постоянного приятеля не имела. Ее прозвали Голубкой, и она в самом деле напоминала эту птичку, в особенности бюстом. Я несколько месяцев набирался храбрости, прежде чем решился подойти и попросить о свидании. Когда, краснея и запинаясь, я наконец сумел объясниться, она глянула на меня с любопытством, будто пытаясь заглянуть внутрь и разглядеть что-то неведомое. Потом печально вздохнула.

— Мне показалось… нет, извини, Уолли, я не могу.

Таким образом, мне, как и большинству невезучих подростков, оставалось лишь продолжать заниматься самоудовлетворением, воображая себе тетушку Итци во всевозможных позах, воспоминание о которых до сих пор заставляет меня краснеть.

Не стоит и говорить, что поделиться своими проблемами с ней самой было для меня совершенно немыслимо. Несколько раз она довольно неловко пыталась давать мне советы относительно общения с девушками, но что толку?

Возможно, если бы Итци хоть иногда сама демонстрировала пример «взрослых» отношений, я вырос бы более к ним приспособленным, однако — странная вещь — при всей ее привлекательности тетушка не имела ни намека на личную жизнь. Ни поклонников, ни случайных знакомых, ни старых связей — полный ноль. Безутешная вдова или, может быть, старая дева — ибо о наличии в прошлом дядюшки Де Ла Мара я мог лишь догадываться — никогда на моей памяти не нарушала рутины своего одинокого существования. Хотя, надо сказать, отсутствием темперамента она вовсе не страдала. Не проходило ни одной ночи, чтобы из ее спальни не доносились звуки, неоспоримо свидетельствовавшие об обратном, и подслушивание, вольное ил и невольное, лишь подбрасывало дров в топку моих собственных страданий.