Примерная аукционная стоимость шедевра около 400 тысяч долларов.

В 2012 году полностью отреставрированная картина вернулась в Таганрогский художественный музей.

Известно, что Русланова порой расставалась с некоторыми ранее приобретёнными работами. Для коллекционера это обычное дело. Что-то продаётся, что-то покупается. Так постепенно совершенствуется собрание.

Русланова долгие годы дружила с Еленой Аладовой[71]. Аладова, которую Екатерина Фурцева называла белорусским Третьяковым, по всей стране собирала для Национального художественного музея Беларуси картины известных мастеров. Знала многих частных коллекционеров.

Сын Аладовой доктор архитектуры, профессор Вальмен Николаевич Аладов в одном из своих интервью рассказывал о работе матери: «Нередко она бывала в гостях у Лидии Руслановой. Квартира Руслановой походила на кунсткамеру. Собрание живописи заполняло стены небольшой гостиной в три ряда, несколько картин стояло прямо на полу. Вскоре из дома знаменитости в минский музей отправились работы Матвея Виельгорского, Фёдора Толстого, Марии Тенишевой. Три года, пока улаживались финансовые вопросы, они хранились в Белоруссии под честное слово Аладовой. Русланова время от времени интересовалась, „как там поживают мои любимые детки“, но без тени тревоги. „Я просто счастлива, что у меня такая подруга — истинная белоруска, полешучка!“ — признавалась звезда советской сцены».

В другом интервью: «А эти её знаменитые анекдотические поездки к Лидии Руслановой! Та была богатой женщиной, много покупала живописи и расставалась с ней не очень охотно. Но мама с ней подружилась. Жарила кумпяк[72] и к нему варила своё фирменное брусничное варенье с грушами. И, нагруженная пакетами, отправлялась в Москву. Что той певице это варенье, но это была настоящая дружба.

В итоге сегодня в коллекции музея мы видим не одно полотно, украшавшее когда-то квартиру легендарной исполнительницы „Валенок“. Но не все коллекционеры были такими искренними собирателями произведений искусства.

Как возникали многие коллекции, знаете? Моя жена однажды с мамой поехала в Ленинград и пошла к какой-то коллекционерше. Огромная комната была вся заставлена шедеврами. Конечно, она их не покупала. Во время блокады те, кто был близок к продовольствию, меняли еду у бедных ленинградцев на картины. И таких торгашей было очень много».

До сих пор ходят сплетни, что одну из картин Карла Брюллова Русланова выменяла в блокадном Ленинграде на американскую тушёнку. Находятся и «знатоки», которые подтверждают напраслину.

Слышали звон… А звон пошёл вот откуда. В 1930-е годы Русланова действительно купила одну из картин Карла Брюллова в Ленинграде. И многим своим знакомым и коллегам, не скрывая своей радости, говорила об этом.

В 1962 году Елена Аладова купила у Лидии Руслановой картину Айвазовского «Последний вздох корабля». В фондах Национального художественного музея сохранились финансовые документы: за это полотно было заплачено 2500 рублей. Для сравнения: самый роскошный советский автомобиль для народа — «Волга» — стоил тогда пять тысяч рублей. В наши дни на международных аукционах Айвазовский оценивается весьма высоко, в частности, «Последний вздох корабля» — в 500 тысяч долларов.

Вышеприведённые цифры разрушают всю концепцию авторов стяжательской версии руслановского собрания живописи.

Русланова не торговала живописью. У неё была другая профессия. К тому же концертная деятельность, поставленная ею на самый высокий уровень, приносила достаточно много денег. Но с торговцами живописью общалась. Нуждалась в них. И много у них приобретала. Таким же, как Елена Аладова, могла уступить даже ту картину, с которой ей не хотелось расставаться. И уступала по той же цене, за какую работа была приобретена. Финансовые документы оформляла со всей тщательностью. Что, кстати, и помогло ей после лагерей и тюрьмы вернуть большую часть своей коллекции.

Драгоценности она собирала давно. Люди, пережившие денежные реформы, которые, хотя бы частично, имели конфискационный характер, старались превращать бумажные банкноты во что-то такое, что всегда имело бы цену и что в любой момент можно было превратить в крышу над головой и кусок хлеба. А в жизни своей Русланова наголодалась. Вот откуда её запасливость, порой переходящая, что греха таить, в страсть к накопительству.

Русланова пережила три денежные реформы.

Первая реформа 1922–1924 годов.

Вторая — 1947 года. В различных справочниках и специальной литературе она значится как «денежная реформа в форме деноминации с конфискацией». Но судя по всему, она носила всё же больше конфискационный характер. Порядок цен и иных платежей, а также зарплат остался прежним. Десять старых наличных рублей обменивались на один новый. Обмен длился одну неделю. Суммы до трёх тысяч рублей, лежащие на счетах в сберкассах СССР, обменивались один к одному. Суммы до десяти тысяч обменивались из расчёта: за три старых рубля начисляли два новых. Суммы, превышающие десять тысяч рублей, обменивались: за два старых рубля — один новый.

Слухи о грядущей реформе будоражили страну. Поздней осенью 1947 года в сберкассах стали выстраиваться очереди желающих положить деньги на счёт. 2 декабря в аналитической записке МВД сообщалось: «Вкладчики изымают крупные вклады (30–50 тысяч рублей и выше), а затем эти же деньги вкладывают более мелкими вкладами в другие сберкассы на разных лиц». Спасая свои деньги, люди, как всегда происходило в подобных случаях, бросились скупать мебель, музыкальные инструменты, охотничьи ружья, мотоциклы, велосипеды, золото, драгоценности, часы, промтовары, продовольственные товары длительного срока хранения (шоколад, консервы, копчёные колбасы и др.), водку и другие спиртные напитки. Резко увеличился товарооборот в ресторанах крупных городов. Население спускало наличность.

Справедливости ради необходимо отметить, что эта реформа принесла и много положительного. Цены снизились в среднем на 17 процентов, что для народа было весьма существенно. Отменили карточную систему. Страна перешла к единым ценам. Понизились цены на сельскохозяйственном рынке.