Зуб оказался прав. Нужная дверь скрывалась за старой шкурой.

…Встреча Аскольда и Всеславны была короткой, но бурной. И слепой бы увидел их взаимную нежность и любовь. Но обстоятельства диктовали свои условия. Путята, забрав Аскольда и Всеславну с собой, остальных отпустил, предупредив, что скоро понадобятся. Счастливую пару привел к себе, провел в ярко освещенную комнату. На столе стояла закуска, на скамьях лежали стопки одежды и оружие.

— Угощайся, Аскольд, — Путята показал на стол. — Поди, изголодался там. Но учти, времени у нас нет. Тебе до рассвета надо выбраться из города. Утром, когда Акила узнает о побеге, он закроет ворота и перевернет весь Чернигов. Я этого служаку хорошо знаю. Мои люди тебя проводят. Выбери одежду, возьми оружие. А это тебе, — он нагнулся к ларцу, достал увесистый кисет и положил перед ним, — пока не устроишься. Деньги завсегда нужны. Советую ехать в Чехию, к воеводе Ярославу.

— Нет, — твердо сказал Аскольд, — я поеду в Киев, к Михаилу. Хочу разобраться, почему он обвинил меня в столь диком преступлении.

По тону, каким были произнесены эти слова, купец понял, что спорить бесполезно.

— Я с тобой, Аскольд, — таким же непререкаемым тоном заявила Всеславна.

…Времени до рассвета оставалось мало, и беглецы шли быстро, стремясь поскорее выскользнуть за ворота. Но они беспокоились зря: вся стража крепко спала.

— Им тоже подсыпали сон-траву? — рассмеялся провожавший их Путята. — Спасибо Евфросинихе, закваску она для твоих тюремщиков, Аскольд, сделала знатную.

Не успела троица войти в лес, как подверглась в темноте внезапному нападению. Путята крикнул:

— Аскольд, сзади!

— Аскольд?! — нападавшие остановились.

— Зуб, ты? — узнала Всеславна голос своего воя.

— Госпожа? Вот так встреча! А мы думали, кто-то хочет увести наших коней!

Короткое братание, смех. Седлаются кони. Надо торопиться: вдруг пошлет сотник погоню? Но Зуб, а затем и Гол с Кулоткой заявили, что идут с ними.

Уже сидя верхом на лошади, Аскольд обратился к купцу:

— Путята, я премного благодарен тебе за все. Долг верну. У меня к тебе просьба: пусть твои люди отвезут наших детей в Мазовию или к Ярославу. Боюсь, второй осады они не вынесут.

— Все исполню, — заверил Путята. — Ну, храни вас Бог! Авось встретимся…

Вскоре конский топот растаял в предрассветной мгле.

* * *

Батый был доволен. Субудай не стал настаивать на своем решении идти сначала на Чернигов. И, по желанию хана, войско направилось на Киев, только двигалось почему-то чрезвычайно медленно. Часто делались остановки, затевались туркменские учения. Это выводило Батыя из себя, но он сдерживался, не желая в самом начале похода ссориться со своим багатуром. Но однажды хану донесли, что Субудай принимал какого-то уруса, имеющего, к удивлению сторожевиков, пайцзу. Русский исчез так же внезапно, как и появился. Зато Субудай вдруг ожил. Куда подевалась его видимая хандра! Теперь он, как молодой, мотался по степи со своими тургаудами, и нагайка так и свистела в воздухе. Доставалось всем, даже юртджи.

Огромная Орда-махина наконец раскачалась, но двинулась на… Чернигов. Когда, узнав об изменении маршрута, взбешенный хан подскакал к Субудаю, тот объяснил причину несколькими словами:

— Михаил увел дружину в Киев.

Хан все понял. Как ни горько ему было в том сознаться, но правота снова оказалась на стороне Субудая.

* * *

Прибытие князя Михаила в стольный град горожане встретили сухо, даже, можно сказать, безразлично: его визиты ничего хорошего не сулили. Люди начали потихоньку покидать стены града. Уходили мастера, все меньше оставалось купцов. Даже вои, кто мог, старались найти себе применение в других вотчинах. То, что увидел князь по прибытии, сильно его расстроило. Крепостные стены в некоторых местах изрядно обветшали. Жидовские ворота тоже надо было срочно чинить. Не доходили руки и до главного — мало что осталось от былой крепкой дружины. Все навалилось разом. Михаил лихорадочно принялся укреплять город. Однако мастеров не хватало, не все дымили кузни…

Князь окончательно убедился в том, какой вред приносит частая смена власти. Каждый очередной владыка приходит с обещанием поднять город, а на деле заботится только о своей мошне. И вот стоит столица, мать городов русских, разута и раздета, и некому прикрыть ее наготу.

В один из дней в городе появился небольшой отряд всадников, с ног до головы забрызганных грязью, обросших, с уставшими, измученными глазами. Все говорило о том, что отряд проделал немалый путь по нелегкой осенней распутице. И только невесть как оказавшаяся в числе всадников женщина, несмотря на очевидную усталость, смотрелась по-царски величественно, поражая зевак своей неземной красотой. Никто из них и помыслить не мог, что это та самая девчонка-тростинка, которая несколько лет назад покинула их город.

А вот Зуб кое-кого узнал. Но, понимая, что момент для общений пока неподходящий, при встречах либо опускал голову, либо отворачивался.

Кавалькада уверенно двигалась к княжеским хоромам. Такое направление было выбрано по настоянию Аскольда, ибо ему не терпелось объясниться со своим обвинителем. Однако князя на месте не оказалось: уехал куда-то на полюдье.

— Поехали на наш двор, — решила Всеславна.

Она первой въехала в полуоткрытые ворота и с нескрываемым интересом стала осматривать родное гнездо. Здесь мало что изменилось. Разве что хоромы покосились еще сильнее. Да крыльцо стало переламываться крышей вперед. Казалось, по двору бродят те же куры, что и несколько лет назад. Стоящие у яслей коровы равнодушно жевали жвачку, поросята копались в навозной куче, что-то, наверно, выискивая.

Из сеней выскочила служанка и, глянув на всадницу, сразу узнала княжну. «Всеславна!» — закричала она. Тотчас из дома высыпала дворня, радостно приветствуя свою госпожу.

Крики внезапно смолкли: на пороге показалась высокая, с властным выражением лица женщина. Она чем-то напоминала Всеславну, и Аскольд догадался, что это ее тетя, о которой жена много рассказывала.

Всеславна соскользнула с лошади и бросилась с объятиями к тетушке. Встреча была теплой, радушной. Правда, по лицу женщины пробежала тень, когда племянница представила своего мужа. От острого взгляда Всеславны это не укрылось, и она заметно опечалилась. Поняв свою оплошность, тетя поспешила ее исправить:

— Дорогой Аскольд и вы, гости дорогие, милости прошу в дом. — Она взяла Аскольда за руку и первым ввела в хоромы.

Потекли однообразные дни. Каждое утро Аскольд наведывался на княжеский двор, но Михаил все не возвращался. Осеннюю унылость скрашивало счастье быть вместе. Супруги не могли наговориться и налюбоваться друг другом. Они молили Бога лишь об одном: чтобы их снова не разлучили.

…А князь Михаил ездил в это время по боярским вотчинам, собирая оброки и ведя умные беседы с хозяевами. И, к сожалению, все больше убеждался, что положиться на них не может. Рассчитывать оставалось только на свой полк, и потому вопрос «Что делать?» стоял все острее. Ясно было одно: надо искать союзников. Но где и кого?.. Котян разбит, скрывается где-то в Венгрии. Даниил?.. Мысль хорошая, да согласится ли тот? Он сам, конечно, виноват в их отношениях: зачем надо было брать Галич под своего сына? Конрад?.. Но этот вообще слабак. Оставался венгерский король, но не поедешь же к нему с пустыми руками. Что же делать? Видя, что от бояр проку мало, Михаил решил испросить совета у митрополита Кирилла.