– Сочувствую, – равнодушно кивнул Родегаст. – Но меня сейчас больше беспокоит судьба княгини Лели.

– О Леле ты можешь не волноваться, князь, – успокоил его Волох. – Я не рискнул везти беременную женщину в Асгард и отправил ее в один из твоих замков на границе со Сколотией. В случае опасности моя мать, княгиня Турица, переправит ее в Преслав, к князю Авсеню.

– Ты поступил мудро, – одобрил действия гостя хозяин. – Леля и плод, зреющий в ней, сейчас для меня важнее, чем Расена и вся Асия.

– Я понимаю тебя, князь Родегаст, но и ты меня пойми. Я изгой, потерявший все, чем владел. И виной всему мальчишка, которого я породил по наущению кудесника Баяна и ведуна Ерменя. Последний уже предал меня в минуту опасности. Кроме тебя, Родегаст, у меня нет союзников. И я должен быть уверен, что ты не отвернешься от меня, когда рати Яртура подойдут к Асгарду. Ибо первое, что потребует от тебя этот дрянной мальчишка, будет моя голова, сидящая на плечах или отделенная от тела.

Разговор свой князья вели за огромным столом, способным вместить по меньшей мере три сотни пирующих. Ныне здесь сидели только два человека, загнанных в угол судьбой и обстоятельствами. Князю Волоху было слегка не по себе в этом огромном зале, зато Родегаст словно бы не замечал пустоту, образовавшуюся вокруг него. Конечно, в Асгарде хватало витязей, готовых отдать жизнь за князя, но из бояр, окружавших Родегаста, не осталось практически никого. Все они перебрались в Расену, ждать милости от кагана Яртура.

– Асгард я не сдам и тебя не выдам, даже если мне самому будет грозить смерть, князь Волох, – твердо произнес Родегаст.

– В тебе я не сомневаюсь, князь, иначе не приехал бы в этот замок, – кивнул Волох, – иное дело – твои люди. Ты уверен, Родегаст, что в Асгарде нет предателей? Что никто не откроет ворота Яртуру, когда мы будем биться на стенах? Прости, что я спрашиваю об этом, но я уже однажды доверился твоим ближникам в Расене, и это едва не стоило мне головы. Ведь изменил не только Бутуй, его поддержали Влад с Синегубом и многие другие асские бояре. А во главе мятежников встал твой младший брат Ратмир. Я собственными глазами видел, как он размахивал мечом, посылая своих мечников на моих беров.

– Положим, изменили не все, – криво усмехнулся Родегаст. – В Расене у меня есть осведомители. А что до Ратмира, то мой брат глупец, и хитрые бояре всегда будут вертеть им к своей пользе. Впрочем, измена княжича Ратмира и бояр сейчас меня волнует меньше всего.

– А меня это волнует, Родегаст. Я хочу знать, почему они изменили. Твой осведомитель ничего об этом не говорил?

Впервые за время разговора на лицо владыки Асгарда набежала тень, а в его глазах, пристально вглядывающихся в лицо Волоха, мелькнуло подозрение:

– Ты, кажется, на что-то намекаешь, князь?

– Я не намекаю, Родегаст, я спрашиваю – неужели в словах кудесника Баяна есть хоть капля правды?

– Ах, вот ты о чем! – усмехнулся владыка Асгарда.

– Я ему не поверил, – покачал головой Волох, – хотя он клялся именем Даджбога. Ибо для рахмана клятва – это пустой звук. Но, к сожалению, ему поверили другие. Я имею в виду твоих и своих бояр. Ермень буквально побелел, услышав о Прозрении. Он обезумел от страха настолько, что забыл о долге. Успокой хотя бы меня, князь Родегаст, скажи, что это неправда.

Владыка Асгарда молчал, глядя куда-то мимо Волоха. Князь Себерии почувствовал присутствие человека за своей спиной и резко обернулся. Белобородый старик, облаченный в просторную и необычайно пеструю рубаху, склонился в поклоне в ответ на его вопросительный взгляд. Волох никогда прежде не видел парсского мага Сардара, но почему-то ни на миг не усомнился, что это именно он.

– Баян не солгал, – торжественно произнес маг, глядя в лицо князя. – Око открывается.

Сардар был высок ростом и необыкновенно худ. Его сухое продолговатое лицо изрезали глубокие морщины. По виду ему было никак не менее семидесяти лет, но тем удивительнее смотрелись на этом старческом лице глаза, неожиданно зоркие и молодые. Почему-то сразу верилось в то, что эти глаза способны видеть нечто, недоступное другим.

– Но ведь это смерть, – негромко произнес Волох. – Неминуемая гибель нашего мира.

– Ты ошибаешься, сын рахмана Коломана, – торжественно произнес Сардар. – Цепи Перуна надежно держат Аримана. Но пока его единственное Око открыто, Ярила никогда не осмелится ступить на каменные плиты этого замка.

– А при чем здесь Ярила, – удивился Волох. – Мы ждем Яртура!

– Богу нужна человеческая оболочка, чтобы уверенно ходить по грешной земле, – пояснил Сардар. – Твой сын может войти в этот замок в качестве победителя или пленника, но Ярила – никогда.

Волох, конечно, мог бы счесть этих двух людей, Родегаста и Сардара, сумасшедшими, но, к сожалению, он слишком хорошо знал, насколько высоки ставки в игре, устроенной богами. Вряд ли простые смертные, даже самые прозорливые, когда-нибудь поймут, какие цели преследуют обитатели мира Прави, но извлечь выгоду из спора богов они, конечно, смогут. Похоже, именно этой выгодой соблазнил маг Сардар князя Родегаста, охочего до власти. Зря асские бояре вообразили, что их князь безумен. Нет, владыка Асгарда знал, чего хочет, и вполне осознанно рисковал и своей и чужими жизнями.

– Я не обрету бессмертия, – спокойно сказал Родегаст, – ибо по законам Рода бессмертны только боги. Но я стану титаном, Волох, и мир Яви будет принадлежать мне. Я буду диктовать условия не только людям, но и богам.

– Владыка Асгарда знает свое место, он не будет покушаться ни на мир Прави, ни на мир Нави, но и боги отныне обязаны будут считаться с ним, когда речь пойдет о мире людей, – торжественно произнес Сардар.

Волоху осталось только развести руками по поводу самоуверенности князя и мага. Замысел Родегаста и Сардара открылся князю Себерии во всей своей красе. Эти двое вовсе не собирались освобождать Аримана от оков, наложенных на него богом Перуном, они всего лишь намеревались пугать этим освобождением как богов, так и людей. Сам Волох, будучи прожженным интриганом и властолюбцем, никогда бы не додумался до столь гениального хода.

– Мы сомневались, что нам повезет. – Родегаст залпом осушил кубок, наполненный до краев вином. – Аримана пытались разбудить многие, но прежде это не удавалось никому. Казалось, он будет спать целую вечность. Но стоило появиться в Асгарде жар-цвету, как веко, тысячи лет закрывавшее волшебное Око, дрогнуло. Оно дрогнуло, в этом не было никаких сомнений. Я обратился к кудеснику Перуна Измиру, но старик не понял моих забот. Ему не хватило ума, чтобы предугадать желание Ударяющего бога. Он испугался и стал отговаривать меня. Тогда я обратился к парсским магам, и они объяснили мне, что Перун со мной, а не с Измиром. Что я, прямой потомок Ударяющего бога, куда лучше понимаю его волю, чем волхвы. Но я сомневался, Волох. Среди моих бояр и витязей стал распространяться слух о том, что Перун отвернулся от меня, что он лишил меня потомства. Я знал, кто стоит за этими слухами, я знал, что Измир сговорился с рахманом Баяном, а возможно, и со Слепым Бером, и что именно эта троица навела порчу на меня и моих жен. Я устранил Измира и ближних к нему волхвов. Но их смерть не исправила положения. И тогда Перун сам пришел ко мне на помощь. Ты был этому свидетелем, Волох.