Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волны с убаюкивающей ритмичностью накатывали на берег. Офицеры подошли ближе, и тут майор увидел возле воды черный немецкий ранец.
«Так близко к озеру подобрался только Раубех», — подумал Коготь. Подойдя к ранцу, взял его в руки и сказал:
— Похоже, фриц оставил на берегу свои пожитки.
— Он же так бежал, товарищ майор, что ему было уже не до них, лишь бы ноги унести, — улыбнулся Абазов. — Драпал, как будто за ним черти гнались.
— Если тебя преследует майор Коготь, то и мертвый побежит, — взглянув на друга, произнес Самойлов.
— Фриц думал нырнуть и скрыться в озере, затем где-нибудь вынырнул бы — и ищи-свищи его тогда в темноте. Так что вовремя вы, товарищ майор, подбежали к озеру, еще немного, и фашист уплыл бы, — заключил Абазов.
— Надо бы обыскать этот ранец, — с этими словами Коготь опустился на левое колено и, положив ранец на правое, открыл его.
В ранце помимо сапог и формы, сложенной в непромокаемый мешок, майор обнаружил два небольших портативных фотоаппарата. Один из них, который при желании можно было спрятать и в пуговице, предназначался для перефотографирования секретных документов, а второй был побольше, видимо, его должны были использовать немецкие диверсанты для фотосъемки чего-то другого. Фотоаппараты были упакованы в герметичную черную коробку.
— Похоже, фрицы основательно готовились, — показав подчиненным фотоаппараты, произнес Коготь.
— Но на такой трагичный финал они точно не рассчитывали, — усмехнулся Самойлов.
Майор знал, что в Абвере буквально помешены на разных шпионских приспособлениях, поэтому находка его особо не удивила.
— Надо, чтобы наши спецы посмотрели эти фотоаппараты, — сказал Коготь и вернул все вынутое в ранец.
— Да, для них это наверняка будет интересно, — заметил Самойлов.
— А теперь идем купаться! — воскликнул Коготь, быстро снимая с себя одежду и складывая ее на берегу.
Подчиненные последовали его примеру. Первым в воду с разбега вбежал Самойлов. Окунувшись, он громко посетовал:
— А водичка-то холодная, аж дух захватывает.
Вынырнув возле друга, Коготь произнес:
— А вообще, Коми можно без преувеличения назвать озерным краем. Здесь насчитывается около семидесяти восьми тысяч озер.
— Ничего себе, — отозвался проплывавший рядом Абазов. — Семьдесят восемь тысяч… Летом можно покупаться вдоволь, рыбу половить, да и природа здесь красивая.
— Да, — умывая лицо ладонями, согласился майор. — Природа здесь на самом деле великолепная. Много красивых, живописных мест. Вот только лето короткое, — отметил Коготь, — поэтому вода в озерах толком не успевает прогреваться.
— Зато бодрит по высшему разряду, — весело сказал Самойлов. — Кажется, луна так близко, что можно дотянуться до нее рукой.
— А ты попробуй, Андрей, не стесняйся, глядишь, и получится, — рассмеялся майор.
Холодная вода великолепно тонизировала, снимая усталость после долгого, тяжелого дня, наполненного смертельными опасностями.
— Теперь понимаю, почему я в медицинском институте писал стихи и даже печатался в нескольких городских газетах, — похвастался Самойлов.
— И почему же ты писал? — перевернувшись на спину, спросил Коготь.
— Неравнодушен я к красоте, товарищ майор. Я и сейчас нет-нет, да и сочиню что-нибудь. А что, может после войны я издам свой поэтический сборник, вступлю в Союз писателей СССР, — мечтательно произнес Самойлов, — и ну ее к черту эту медицину. На войне насмотрелся на столько человеческих страданий, что не знаю, как все это разместить в душе.
Коготь тяжело вздохнул:
— Под Смоленском я был уверен, что погибну. Страх смешался с ненавистью к фашистам, что топчут родную землю. Поразительный коктейль, я бы сказал, убойный. И стрелять тогда начинаешь точнее, и соображать быстрее.
— Точно подмечено. Примерно то же самое чувствовал и я, но почему-то я не думал, что погибну. Наверное, горячка неравного боя, много раненых. По крайней мере, другого объяснения я не нахожу.
— Ты тогда, Андрей, успевал и стрелять, и перевязывать раненых. И как мы только ускользнули под самым носом у немцев?.. Вы же меня выносили раненого, я-то ничего не помню.
— Наверное, немцы были уверены, что перебили всех на высотке, и поэтому стреляли, когда стемнело, словно по инерции, не так плотно. Мы проползли буквально в нескольких метрах от их танка, — Самойлов покачал головой. — Я даже видел лицо высунувшегося из башни немецкого танкиста. Если бы он нас заметил тогда, то просто-напросто передавил бы всех под хохот и улюлюканье своих товарищей.
Офицеры замолчали. Первым заговорил Коготь:
— Мы-то и тогда, в 41-м, уже начинали их бить, а теперь, после Сталинграда, и подавно. Ладно, хватит, вода больно холодная, вылезаем, чтобы не простыть ненароком.
Майор быстро поплыл к берегу, вслед за ним поплыли Самойлов и Абазов. Выскочив на берег, они замахали руками, пытаясь согреться.
— Сто отжиманий! — скомандовал Коготь. — Так оно надежнее будет для согрева.
Выполнив отжимания, Самойлов начал одеваться и сказал:
— А теперь мне кажется, что я из бани вылез.
Одевшись, Коготь забросил на плечо немецкий ранец, и они пошли обратно. Абазов догнал их недалеко от леса, застегиваясь на ходу.
Анютин сидел, прижавшись спиной к стволу ели, рядом со связанным фашистом. Чуть в стороне, на еловых ветках, на спине спал Андронов, а рядом с ним постанывал от боли раненый Егоров.
Увидев Когтя, Анютин встал:
— Все в порядке, товарищ майор, — доложил Анютин. — Пленный, кажется, спит.
— Придется разбудить его, пусть переоденется, а то он босой, заболеет еще. А он нам здоровым нужен. Раубех, проснись, — толкнув пленного сапогом в плечо, окликнул Коготь.
Немец что-то пробурчал во сне и открыл глаза. Он попытался сесть, но со связанными руками и ногами это было не так просто сделать.
— Развяжи его, Абазов, — приказал майор.
Младший лейтенант быстро исполнил приказ. Немец, растирая затекшие руки, спросил:
— Что вам от меня нужно?
— Чтобы ты переоделся. Похоже, это твое, — Коготь бросил немецкому диверсанту сапоги и форму.
— Спасибо, — со злостью выдавил из себя фриц.
После того как он переоделся, его снова связали.
— В твоем ранце мы обнаружили еще кое-что, но поговорим об этом позже. А сейчас все будем спать.
Луч солнца пробился сквозь кроны деревьев и осветил лицо майора. Коготь прищурился, а затем медленно открыл глаза и сел. Все еще спали, и только Абазов, сменивший Анютина, сидел с автоматом напротив связанного немца, лежавшего возле дерева.