— В начале декабря здесь всегда такая погода? — спросил я у женщины за конторкой.

— Угу, — ответила она. — Зима в Монтане.

К утру снежные тучи сдвинулись к югу. Свет проникал в мою комнату через пластиковые шторы. Я выбрался из постели и даже заморгал от неожиданности, увидев голубое небо.

Я вышел из мотеля и отправился поискать, где бы позавтракать. Было девять часов утра. Дороги и тротуары были уже очищены от снега и так сверкали, что я даже поскользнулся. Возможно, все дело было в этом первозданном снеге. Может быть, виновато столь редкое для зимы появление солнца Или, возможно, пришло время мне остановиться. Так или иначе, после пятиминутной прогулки по Маунтин-Фолс я понял, что на некоторое время здесь задержусь.

Главная улица так и называлась: Главная улица Это был широкий проспект. В его северном конце начинались горы. На юге протекала речка под названием Копперхед. Посредине полмили старых зданий из красного кирпича, очень прилично реставрированных. Было там два или три дешевых бара, два старинных жилых дома, старый продуктовый магазин, теперь превращенный в несколько кафе и ресторанов. И бар с грилем под названием «Горный перевал».

Когда я забрел туда в поисках завтрака, за барной стойкой «Горного перевала» сидели несколько крепких мужиков и пили пиво. Все были в грубых комбинезонах и бейсболках. Пальцы желтые от табака. Соответственно, и зубы тоже. Когда я вошел, они взглянули на меня, но улыбкой не удостоили. Как и восемь толстых женщин в брюках из полиэстера, которые собрались у игровых автоматов и покер-машин, стоявших вдоль стен кафе. Но официантка, полная женщина с крашеными волосами и заметными усиками, мне слегка улыбнулась, когда я сел в кабинку рядом с кухней.

— Проголодались? — спросила она. Я кивнул. — Тогда вам подойдет наш специальный завтрак «Снежный человек», за четыре девяносто пять.

— Звучит заманчиво.

— Так оно и есть.

Завтрак прибыл через пять минут на огромной тарелке. Стейк, два яйца, три оладьи, солидная горка жареной картошки, четыре тоста, истекающие маслом. Я едва осилил половину.

— А я решила, что вы голодны, — заметила официантка, когда подошла ко мне с кофейником.

— Оказывается, не такой уж голодный.

— Дать пакет, чтобы вы забрали остатки для собачки?

— Нет, спасибо.

Неожиданно дверь распахнулась, и ввалился крепко сбитый мужчина в толстом шерстяном пальто. Ему было лет сорок, лицо пьяницы, щеки в паутине красных и синих вен, нос картошкой, безумные бегающие глаза.

— Руди, — сказала официантка, — тебе сюда хода нет.

— Да будет тебе, Джоан, — сказал Руди голосом с явной хрипотцой курильщика. — Не можете же вы навсегда запретить мне сюда ходить?

— Хочешь поспорить?

— Ну хоть чашку кофе.

— Чарли! — крикнула официантка.

Из кухни вышел шкаф. Примерно шести футов пяти дюймов ростом, руки как стволы деревьев, а голова питбуля. В одной руке он держал бейсбольную биту. Руди тут же попятился к двери.

— Все понял, все понял, — сказал он.

— Тогда чтобы твоей физиономии здесь больше не было, — сказала официантка. — Ты отсюда отлучен. Не забывай.

— Джоан, ты когда-нибудь слышала о христианском прощении?

— Слышала. А теперь уматывай.

— Твое желание для меня закон.

И он исчез за дверью.

— Спасибо, Чарли, — сказала официантка.

Чарли что-то проворчал и вернулся на кухню.

— Кто этот ваш друг? — спросил я.

— Руди Уоррен.

— Вот как.

— Вы хотите сказать, что не знаете его?

— Я новый человек в городе.

— Это точно, потому что, если бы вы жили в Маунтин-Фолс, вы бы знали Руди Уоррена. Особенно если бы читали местную газету.

— Он журналист?

— Он пьяница. Забулдыга. Но да, он пишет для «Монтанан».

— И хорошо пишет?

— Так говорят. Но десять бутылок пива — и он слетает с катушек. Раньше все время тут пил. Шесть недель назад зашел, сел, за полчаса выпил с полдюжины стопок, встал, взял стул, швырнул его в бар и вышел. Разбил, наверное, с десяток бутылок хорошей выпивки и зеркало. Убытков на четыре сотни.

— Он заплатил?

— Черт, конечно. Копы его еще и арестовали. Повезло, что отделался предупреждением. Но больше он здесь не пьет, это точно. Еще кофе?

Я согласился на добавку, а также купил экземпляр «Монтанан» в автомате у черного входа. Вполне почтенная газета. Вполне приличный обзор домашних и международных новостей. Интересные передовицы. Две страницы даже посвящены местным новостям в искусстве — недавнему открытию галереи, отзыву о джазовом концерте, подробностям о ретроспективе Вима Вендерса в городском кинотеатре. И судебные отчеты по таким делам как:

Билли Джеймс Малгрю, 24, проживающий в доме 238 по Снейкчарм-драйв, оштрафован на 250 долларов за то, что разрядил дробовик в помещении брачной консалтинговой фирмы Маунтин-Фолс.

Или:

Уиллард Маунт, 56, проживающий в апартаментах Белгрейв, оштрафован на 75 долларов за появление на публике с оружием.

Была там и колонка Рудольфа Уоррена с фотографией, которой, наверное, было никак не меньше десяти лет, потому что она мало напоминала ту одичавшую развалину, которая только что выпала из двери «Горного перевала».

На первый взгляд город все еще выглядит ковбойским — того типа, где когда-то за углом прятались вооруженные злонамеренные парни, через каждые десять футов стояли плевательницы и единственным развлечением был местный бордель. На таких улицах очень легко представить себе перестрелку мордоворотов в черных котелках.

Но сегодня Бозман, где я только что провел выходные, присоединился к Калиспеллу, Бигфорку и нашему Маунтин-Фолс, став еще одним городом в Монтане, который пал жертвой смертельной болезни под названием «калифорнизация».

Как можно определить, что эта болезнь поразила местное сообщество? Взгляните на магазины. Если здесь предлагают грубые рабочие штаны от Ральфа Лорена и дизайнерские ковбойские сапоги за 300 баксов, вы можете с уверенностью сказать, что их поразила бацилла «калифорнизации». Идите в свою любимую закусочную. Кладут ли они теперь в каждое свою блюдо аругулу? Рассуждают ли там официанты о «черносмородиновом послевкусье» Напа Вэлли Пино нуар? И не был ваш любимый ресторанчик недавно превращен в модное кофе, где теперь подают семнадцать вариантов обычного кофе латте?

Если всё так, тогда вы знаете наверняка, что ваш город заражен вирусом «калифорнизации». И если всем добрым горожанам не удастся надеть на главную улицу в каждом городе Монтаны огромный презерватив, вирус свободно распространится.

Я невольно улыбнулся. Может, Руди Уоррен и пьяница, но репортер он первоклассный.