— И тогда я разожму руку, и четыре бочки напалма выжгут тут все живое!

Сергей свободной рукой повернул флажок ключа зажигания, и дрезина завибрировала, урча двигателем. Какая удача, что бак не пустой.

— Ты что творишь, мать твою?! — истерично завопил Коллонтай.

— Прости, Никит! — Сергей повернул рычаг, снимая дрезину с ручного тормоза. Машина пришла в движение. — Слишком многое на кону сейчас стоит! Мы должны его поймать, Никит! Ты себе не представляешь!..

— Что за херню ты несешь, сволочь?!

— Все назад! Я взорву напалм! Я не шучу! Нам терять нечего!

Сталкер наступил на педаль газа, и дрезина стала неумолимо набирать скорость. Войны в туннеле пугливо вжались в стены.

— Идиоты! Вы же себе на всей Красной линии смертный приговор подписали! — кричал Коллонтай. Он добежал до входа в туннель и остановился, махнув руками и глядя вслед уносящейся дрезине с напалмом. — Ты же и мне смертный приговор подписал, гад!..

Дрезина мчалась во тьме туннеля, и Сергей нещадно давил на педаль. Это был риск. Выжимать максимум скорости из мотора было очень рискованно: машина могла просто слететь с рельсов, мог клемануть движок, — да что угодно! Одно утешало: если на рельсах что-то лежит, то первым в это врежется фашист с моззом в голове. А потом на него налетит машина с напалмом, Сергей выронит гранату, и все будет кончено.

— Твою же мать! — воскликнул вдруг Маломальский.

— Что такое, Сергей? — уставился на него напарник.

— Чека выпала!

В 1931 году в Москве началось неприметное строительство.

Несколько рабочих лопатами рыли землю. Никто не мог тогда представить себе, какое сказочное царство вырастет под земной толщей. Станции-дворцы, сотни километров туннелей, удобные электропоезда и неисчислимое множество людей, проносящихся в них под землей. Метро росло. Рождались новые станции. Туннели неумолимо прокладывали пути новых маршрутов.

И когда много лет назад по этому светлому городу из мрамора и гранита, затейливо украшенному тысячами художников и скульпторов, среди людей, спешащих по своим делам, шел молодой паренек, напевая в объективы кинокамер «Я шагаю по Москве», этот новый мир был уже неотъемлемой частью быта и жизни людей. Люди знали: метро было, есть и будет.

Проходили годы. Сменялись поколения тех, кто путешествовал по столице. Менялись названия станций. Метро ширилось, росло. Метро было па века.

А потом в этот светлый, идеальный мир пришла смерть. Терроризм. Взрывы, унесшие десятки жизней. И метро перестало быть безмятежным сказочным царством из белого мрамора. Здесь поселился страх. Этот страх отпугивал одних и манил других. Но метро было, есть и будет. О нем писали книги, которыми зачитывались тут же, в метро, перелистывая бумажные страницы или прокручивая электронные тексты на всевозможных экранах и экранчиках. А потом весь мир канул в небытие и вся поверхность Земли превратилась в ад. В чужую, враждебную планету. И люди жили лишь в метро. Ведь метро было, есть и будет…

И сейчас, спустя сто с небольшим лет после того, как первая лопата вонзилась в московский грунт, дав начало этому миру, Сергей судорожно сжимал гранату и жмурился от каждого вздрагивания несущейся дрезины. Тяжелые бочки лениво постукивали друг о друга. Странник вглядывался в непроглядный мрак впереди. Дрезина мчалась на пределе своих возможностей, и Маломальский понимал, что сейчас они балансируют на невероятно узкой грани между жизнью и смертью.

Но Сергей понимал и то, что па кону стоит не просто исход схватки между ним и моззом. На кону стояло будущее людей и их мира. Будущее метро. Надо сделать так, чтобы метро принадлежало людям. Настоящим людям.

— Я вижу его, — произнес Странник. — Мы догоняем. Сергей не видел ничего, но он рассчитывал на зрение друга и его чутье.

Чутье было и у мозза, и он щедро делился ощущениями со своим носителем. Ганс обернулся. В сотне метров позади за ним неслись его враги, сокращая разрыв с каждой секундой. Ганс предполагал, что так будет. Он больше не мог недооценивать своего противника. Даже мозз теперь понимал, насколько силен, упорен и бесстрашен человек, который всегда был рядом с его злейшим врагом.

И все же Ганс и мозз были уверены в своих силах. В том неповторимом даре, который давал этот не имеющий равных симбиоз.

— Это мы еще посмотрим, кто кого, — усмехнулся Ганс.

В ленте носового пулемета еще оставались патроны. Ствол не поворачивался назад, однако это не сильно расстраивало Ганса.

Впереди уже забрезжило свечение Рейха. Блокпост все еще не восстановили — видимо, большинство солдат было занято наведением порядка. Те же, кто возводил укрепление в туннеле, услышав шум мотора приближающейся дрезины, бросились па перрон. Только один из них догадался опрокинуть на рельсы балки и доски, чтобы помешать движению. Однако нижний щиток дрезины, сделанный на манер бульдозерного ножа-отвала, хорошо справлялся со своей функцией по расчистке пути. Все, что было брошено на рельсы, разлетелось в стороны. Замешкавшийся солдат Рейха также попал под удар тарана. Его отбросило в стену, добавив к перечню жертв мозза новую смерть. Ганс прильнул к пулемету и, когда машина ворвалась на станцию, открыл беспорядочный огонь. Он не пытался кого-то убить, ему нужно было лишь вызвать людей на ответные действия. Дрезина быстро преодолела участок станции и вновь ворвалась в черный туннель.

— Что он делает? Зачем? — Странник не понимал намерений врага, зато их отлично понял Сергей.

— Ложись на пол!

Нацисты уже опомнились, и когда вторая дрезина влетела на станцию, ее встретил град пуль. Бумажник, как и его товарищ, упал ничком и зажмурился, слушая, как невыносимо скрипят колеса по рельсам и как пули врезаются в корпус. Он с ужасом думал, что будет, если пуля попадет в напалм. То, что борта дрезины выше бочек, не давало стопроцентной гарантии безопасности. И он ощущал, как немеет рука, сжимающая гранату.

— Черт, этого еще не хватало, — проворчал Маломальский и приподнялся.

— Сергей! Что это! Зачем это?! — закричал вдруг Странник.

Сергей поднял голову, и то, что он увидел, заставило сердце сжаться. Под сводом станции, в местах, где когда-то крепилось освещение, висели в веревочных петлях и на стальных крюках для мясных туш люди. Женщины и дети.

— Господи! — выдохнул Маломальский. — Я не знаю, зачем, брат. Просто мы в мире фашистов. — Он размахнулся и швырнул гранату как можно дальше, на станцию. — Передайте привет Волку, животные!

Дрезина на скорости покинула станцию и вонзилась во тьму туннеля, вслед за Гансом.

— Повезло нам, Стран Страныч! Они не попали в бочки! — крикнул Сергей.

Странник не ответил.

— Эй! Страныч! — Сталкер повернулся и включил фонарь. Странник сидел на полу, прижимая ладонь чуть ниже левого плеча. Между пальцев струилась кровь.