Еще одна популярная область исследования наркотических препаратов – психоделики. Мало кто из ученых работал в 1960-е с ЛСД[229], но, пусть психоделики и числятся среди самых безобидных и не вызывающих привыкание «досуговых» наркотиков, согласно Конвенции ООН о психотропных веществах почти все подобные препараты оставались в 1971 году вне закона практически по всему миру. В результате, пусть эта договоренность и допускала исключения в научных или медицинских целях, десятилетиями напролет никаких исследований, можно считать, не велось. В последние же годы благодаря более мягкому общественному отношению к наркотикам научная работа с психоделиками тоже возобновилась – с большим задором.

Постепенно складывающаяся картина поражает воображение: ученые начинают увязывать разрозненные отчеты о психоделическом опыте со специфическими структурами и процессами в мозге. Например, употребляющие ЛСД и псилоцибин («волшебные грибы») зачастую переживают глубинную «трансценденцию самости», ослабление эго и «растворение» границ между собой и внешним миром. Одна исследовательская группа в Оксфорде разбиралась с возможными анатомическими связями, вводя названные выше психоделики внутривенно, а затем получая изображения мозга испытуемых при помощи фМРТ[230].

Оксфордские исследователи обнаружили, что ЛСД и псилоцибин воздействуют на определенные элементы сети пассивного режима работы мозга. Об этой сети шла речь в Главе 6: она активизируется, когда исполнительный ум не направляет наши мыслительные процессы. Сеть пассивного режима играет ключевую роль во внутренних разговорах нашего ума, которые помогают растить и укреплять наше чувство самости, а значит, связь наркотического воздействия с ослаблением эго вполне ожидаема. Но, как мы узнали в той же Главе 6, пассивный режим играет важную роль и в эластичном мышлении. Вот поэтому оксфордское исследование ставит важный вопрос: помогают или мешают ЛСД и псилоцибин эластичному мышлению? Ответ на этот вопрос все еще ищут.

Есть, впрочем, один психоделический препарат, воздействие которого на эластичное мышление понято чуть лучше, – это аяуаска, южноамериканский психотропный растительный отвар, приготовляемый из лозы, растущей в джунглях Амазонии. Несколько писателей, в том числе чилийско-американская романистка Исабель Альенде, одобрительно отзывались о воздействии аяуаски на свою работу. Альенде, чьих книг продано более пятидесяти миллионов экземпляров и переведено почти на тридцать языков, напилась мерзким на вкус варевом, чтобы преодолеть свой писательский блок. Для нее это был преображающий опыт, освободивший ей ум и открывший путь потоку идей. «Это был самый мощный запредельный опыт из всех, какие мне доводилось переживать, – сказала она. – Очень многое объяснивший, очень важный, он открыл во мне обширное пространство»[231].

Испытуемые начинают ощущать воздействие аяуаски через три четверти часа – час после того, как протолкнут в себя этот отвар. По их сообщениям, у них возникают видения, сильные эмоции и ощутимый прилив умственной беглости – они производят идеи быстрее, особенно с закрытыми глазами. Важнее же другое: возникающие идеи разнообразнее обычного – и испытуемые показывают блистательные результаты в проверках на дивергентное мышление. Но, пусть некоторые качества эластичного мышления и улучшаются, аяуаска, подобно всем прочим наркотикам, – оружие обоюдоострое: за усиленное эластичное мышление платить приходится способностью к мышлению аналитическому.

Как же несколько глотков гадкого отвара оказывают столь разнообразное влияние на то, как мы мыслим? В Главе 4 я говорил об иерархии нейронов в коре человеческого головного мозга. На самом верху этой иерархии в обоих полушариях – доли, они состоят из нескольких отделов, а те, в свою очередь, из подотделов, и так далее, вплоть до конкретных нейронов. Выявленные на сегодня 180 отделов и подотделов получают и передают сигналы посредством сложнейшей паутины нейронных связей. Чудесное следствие всего этого устройства – поток информации, сочетающий в себе гибкое мышление «снизу вверх» и исполнительную обработку данных «сверху вниз». Аяуаска, судя по всему, нарушает движение в этих потоках данных, уменьшает контроль сверху и усиливает влияние восходящих процессов[232].

Одно из следствий этого воздействия – в ослаблении когнитивной хватки префронтальной коры. Если сравнивать с воздействием марихуаны и алкоголя, искажение обычного направления потока нейронных сигналов, вызванное аяуаской, гораздо шире и глубже, оно глубинно меняет восприятие человека, экспериментирующего с этим препаратом, его переживание действительности и даже, как в случае с ЛСД и псилоцибином, самосознание.

Чтобы подробнее разобраться в механизме действия аяуаски, его предстоит исследовать куда пристальнее. Впрочем, к таблеткам, улучшающим эластичное мышление, дальнейшие изыскания, вполне вероятно, приведут нас в не очень далеком будущем. Есть люди, особенно в Кремниевой долине, кто уже применяет самодельные «психоделики производительности» – микродозы ЛСД, например. Такие препараты могли бы стать естественными напарниками активаторам аналитического мышления и сосредоточенности – таким, как «Вивансе» и «Аддеролл»[233], которые, пусть и способны вызывать привыкание, в студгородках дело совершенно обычное, – а также таблеткам, улучшающим память, разработанным в помощь пациентам с синдромом Альцгеймера.

Возможно, в будущем в нашем распоряжении окажется безопасный и сбалансированный коктейль из подобных препаратов, посредством которого можно улучшать общее качество мышления. Если б такое было возможно, эти препараты стали бы, несомненно, яблоком раздора. Некоторые воспротивились бы их использованию – как и использованию любых других влияющих на ум веществ. Другие указали бы на то, что подобные препараты дают несправедливое преимущество тем, кому они по карману, – или же что у таких веществ могут быть вредоносные побочные эффекты. Вместе с тем расцвет человеческого мышления мог бы привести к великим научным и медицинским открытиям, новаторству, благодаря которому всем стало бы лучше жить.