Дайнека снова перечитала размашистую подпись: «Beregnoli».

«Я же видела в приюте фамилию Bereginoli! Куда подевалась буква «i», которая была между «g» и «n»?»

Эта буква исчезла из фамилии Бережиноли, превратив ее, согласно правилам итальянской транскрипции, в Береньоли.

На листе Дайнека увидела номер настоятельницы монастыря и схватилась за телефон.

– Здравствуйте, меня зовут Людмила Дайнека. Мы виделись позавчера. У меня вопрос…

Монахиня тотчас вспомнила ее и, выслушав просьбу, согласилась помочь. Она попросила дать ей время и перезвонить позже.

Дайнека с трудом выдержала условленные полчаса.

– Вы правы… – услышала она ответ, когда вновь позвонила в Бари. – Я нашла списки выпускников приюта. Здесь фамилия Бережиноли записана как Береньоли. Досадная ошибка. Всего одна буква, и мальчику выдали документы на чужую фамилию. – Настоятельница припомнила. – Именно в то время документами занималась сестра Маддалена. Я не застала ее, но слышала, что это была очень нерадивая монахиня.

Дайнека поблагодарила старуху. Теперь ее волновало одно: фамилию Береньоли носит… мать Стевена София.

Дайнеке припомнился разговор за обеденным столом, когда София говорила о своем деде, полуграмотном южанине, человеке, «сделавшем себя».

Потом она вспомнила портрет, который висел в коридоре у кабинета Софии, и рассказ Стевена о своем прадеде Николо. Помнится, тогда она решила, что тот чем-то похож на Стевена. Внезапно Дайнека поняла, на кого еще похож прадед Викинга… На Николая Бережного! А это значит…

– А это значит, что в доме Софии висит портрет сына Николая Бережного и баронессы Эйнауди. Он и есть тот самый, сделавший себя человек, дед Софии, – проговорила Дайнека вслух.

Но это значило и то, что Стевен оказался рядом с ней отнюдь не случайно. И как же мастерски он увернулся от ее вопроса насчет портрета!

Теперь оставалось выяснить, насколько далеко Стевен зашел в своей лжи. Дайнека вспомнила о том, что случилось по дороге в Понтедейру.

«Если я приехала в замок только со Стевеном… никто, кроме него, не мог сообщить об этом Пеппино. Стоп! Но у него же не было телефона, он забыл его в отеле!» Дайнека улыбнулась. Она готова была обвинить себя в излишней подозрительности, как вдруг вспомнила, что видела «забытый» телефон в руках Стевена в Понтедейре.

«Это он… – Дайнека едва не ударилась в слезы. – Все сходится!»

Она принялась вспоминать все, что было связано со Стевеном. Его появление в Римини, потом встреча в дороге. Ничто не предвещало предательства, наоборот, он нежно заботился о ней. Никаких расспросов, излишнего любопытства… Потом бегство из Милана, мост Свободы и те двое на обочине, отель «Корона». Теперь Дайнека вспомнила, что в тот вечер, вернувшись в отель «Даниэли», сообщила Стевену о юридической конторе.

«Неужели это он сообщил Бертини?»

Получалось, что он.

Потом Стевен воспользовался удобным случаем, когда за ними гнался Лысый Леннон, и свернул на дорогу, ведущую в замок. Туда же направились и бандиты.

Фима зашла в номер и закрыла за собой дверь.

– Для тебя письмо от команданте Монтанья. Портье передал.

– Я все время была в номере. Почему портье не отдал его мне?

Дайнека взяла конверт и вскрыла его. Быстро пробежала глазами:

«Завтра, в полдень, я с вами свяжусь».

Она помолчала, потом повернулась и медленно проговорила:

– Ну, Фима, начинается.

– Когда? – встревоженно спросила та.

– Завтра…

– Может, все обойдется?

– Может, и обойдется, – повторила за ней Дайнека.

Раздался звонок телефона.

– Синьорина Дайнека, к вам посетитель.

– Кто?

– Синьор Стевен Бергстрем.

– Попросите его подняться, пожалуйста.

– Конечно…

Через две минуты Стевен перешагнул порог комнаты.

– Как твоя нога? – спросила Дайнека.

– Как видишь, без костыля… только трость.

Судя по тому, как тяжело он ступал, Дайнека поняла, что трость заменила костыль только потому, что он шел к ней.

– Знакомься, моя подруга Фима, вы уже виделись однажды.

Кивнув, Фима засобиралась, взяла сумочку и направилась к двери.

– Я должна идти, извините… – Она вышла, не ожидая, пока ей ответят.

Стевен проводил ее взглядом, потом заговорил:

– Я очень ждал, когда смогу сесть за руль и приехать… Скажу все и сразу. – В руках он держал маленькую коробочку. – Будь моей женой.

– Нет, – ответила она слишком поспешно.

– Наверное, я должен спросить, почему…

– Я люблю другого человека.

– И он тебя любит?

– Не знаю. – Она отвернулась.

– А я люблю. И буду хорошим мужем. Клянусь.

Дайнека молчала.

– Прости. – Он улыбнулся и сунул коробочку в карман.

– Я все знаю, – сказала наконец Дайнека, не поворачиваясь.

Теперь молчал Стевен.

– Тебе нужна купчая? Ты хочешь денег?

Стевен потрясенно застыл.

– Нет…

– Тогда зачем ты придумал весь этот балаган?

– Что ты хочешь от меня услышать? – глухим голосом спросил он.

– Правду.

Стевен долго молчал. Потом, прихрамывая, обошел вокруг Дайнеки.

– Правду?.. Ну, что ж, вот тебе правда. – Он уселся на стул. – Я – потомок русского художника Николая Бережного. Впрочем, как и ты. Моя мать урожденная Береньоли. В семейном архиве семьи сохранились документы, которые прямо указывают на то, что наш предок, Николо Береньоли, был отдан в приют. Сохранилось также письмо от некой Натальи Мещерской, где названы имена его родителей: отца, Николая Бережного, и матери, Екатерины Эйнауди. Еще тогда, сто лет назад, он пытался их разыскать. Не знаю, почему Николо изменил фамилию Бережной на Береньоли. Теперь можно только догадываться. Наверное, из-за ненависти к родителям, которые предали его.

Я не зря тебя пригласил в свой дом, мне хотелось все объяснить. Рассказать – и будь что будет. Но я так и не решился. В итальянском языке есть слово бастардо – ублюдок. Ребенок, рожденный вне брака, выброшенный из жизни изгой. Все мы – богатые изгои с покалеченными душами. Ты видела мою мать… Нервная, практически больная женщина. Таким же был мой дед. Это несчастье нашей семьи. Мой брат Ивано – инвалид. Мать до сих пор считает, что это семейное проклятие… Печать изгоев.