Марвин выпил свой второй за вечер виски с водой и попытался перестать думать о цифрах. Какой прок размышлять о кредите, взятом под его личные гарантии, чтобы помощник, три официанта и дюжина — целая чертова дюжина — поваров, на привлечении которых настоял Роб, могли бездельничать в самое жаркое время года для ресторанов. Кухня ценой в полмиллиона долларов с новейшими плитами «Джейд», с роскошными кастрюлями и сковородками «Олл-клэд», индукционными горелками и машиной «Пакоджет», мраморным столиком для патиссье и изготовленными на заказ вращающимися стойками, разной утварью и печкой для тандори, которой Роб воспользовался лишь однажды и больше не притрагивался, насколько знал Марвин, однако громко требовал, чтобы все это, абсолютно все, имелось в наличии…

И где Роб, кстати? Где этот «Самый сексуальный повар Америки»? Почему его нет здесь, чтобы разделить боль, тоску, смерть — по нарастающей — и оплакать мечты?

В общем, вот что вышло из желания изобразить из себя персонажа Хамфри Богарта. Вот печальный итог тех пропитанных джином вечеров в «Хэмптонс», густо политых спиртным, что влилось в него за многие годы в ремонтном бизнесе, тех томных и ленивых полдней у бассейна, наполненных фантазиями о белых смокингах, тлеющей сигаретке, чеках привилегированных клиентов и собственном заведении. «Отлично, Рик». «Отлично, Марвин»… Пары движутся по залу, его залу, самого модного места в городе, любимая песня звучит на заднем плане. Ингрид Бергман или та, кто очень на нее похожа, ждет в апартаментах наверху. Это казалось таким реальным в то время, когда Марвин повстречал молодого Роба Холланда, прикатившего из Бостона на уикенд с Хавермейерами в их доме на берегу. «Самый горячий повар Северо-востока», — прошептала Элли Хавермейер, улыбаясь так, словно демонстрировала на выставке собак своего ненаглядного пекинеса. «И самый сексуальный парень в гребаных клетчатых штанах», — добавила ее сестра Сисси, куда язвительнее, и мило покраснела. Это произвело на Марвина впечатление, ведь Сисси охотно употребляла словечки вроде «гребаный» и никогда не краснела.

Бармен Чет, когда-то подвизавшийся в моделях, но давно выбравший профессией наливание напитков, протер стойку и покосился на Марвина с сочувствием (если только бармены способны сочувствовать). А Чет волнуется, подумал Марвин со странным удовлетворением. Вероятно, потому, что ресторан дышит на ладан и этому вороватому сукину сыну нечего тут красть, а тибрить он привык. Когда дела шли неплохо, у него выходило по сотне за ночь. Приемлемая потеря для процветающего заведения с хорошим барменом, как в те дни, когда ресторан ломился от любителей пропустить стаканчик, официанты носились как угорелые, таская кальвадос и бутылки дорогущего бургундского и двадцатилетнего порто, в баре было не протолкнуться, а шикарно разодетые женщины спрашивали наперебой: «Роб сегодня здесь? Где ваш повар?» Оставалось лишь вспоминать об этих славных временах. Сто долларов за вечер, четыре смены в неделю за полтора года, которые Чет проработал в «Сен-Жермене» — этого хватит, чтобы оплатить счет в «Д’Артаньяне». А они, собаки, благоразумно отказывались от оплаты по доставке, ведь ресторан до сих пор был в долгах, и Робу приходилось закупать больше дорогой французский фуа-гра (тоже, разумеется, оплата по факту доставки, так что подвоз могли теперь прекратить в любой день).

Он потеряет дом, Марвин знал это точно, и знание засело в нем недопроглоченным куском, на полпути вниз по пищеводу. А вместе с домом лишится и жены. Он не делился с женой накопившимися проблемами. И без того все достаточно плохо, думал он, чтобы еще трындеть об этом дома. Она разведется с ним — и сдерет по полной, конечно, — и дико дорогой адвокат, уж не сомневайтесь, которого она наймет по совету подруг, разденет его до нитки. Легко. (Вцепится в тот прискорбный «инцидент с хозяйкой» некоторое время назад.) Она получит половину того, что останется после того, как поживятся остальные. После банков, оптовиков, эмитентов кредитных карт, адвокатов, бухгалтеров, налоговой службы, штата, города и судебных исполнителей. Какое тут Рождество? Настоящая пытка, день за днем. Украшения, гирлянды, Санты на Пятой авеню удручали, напоминали об обязательствах и невозможности их исполнить. А еще дети. Мелисса, старшая, хотела пони. Джеймс, сын, требовал широкоэкранный плазменный телевизор и приставку «Иксбокс». Бутылка «Катти» и подарочная коробка с образцами продукции мясоперерабатывающей компании жену определенно не утешат.

Где же Роб?

Для Роба все складывалось более или менее, думал Марвин. Он выговорил себе 60 процентов зарплаты на продукты и 40 процентов на оплату труда, вполне пристойный расклад (для выходца из рабочей среды, Ревир, штат Массачусетс). Он сделался, кто бы спорил, «знаменитым шефом». Роб Холланд — ныне этому имени неизменно предшествовали два слова, «знаменитый» и «шеф». Два слова, которые, как считал Марвин, просто не могут употребляться вместе. Молодой Роб постоянно сверкал в новостях, скалился с обложек профессиональных журналов и глянцевых журналов для гурманов, даже попал в журналы о домашнем хозяйстве и образе жизни. Да, он обладал характерной позой, способом вот этак наклонять голову на снимках, и Марвина это бесило. Щеки слегка втянуты, подбородок чуть вздернут, голова клонится влево — от этих фото Марвин постепенно сходил с ума. Конечно, в своем деле Роб был хорош, однако другие его начинания успеха не имели, авантюры, в которые он ввязывался, заканчивались печально. Рестораны в Бостоне и Филли (с другими партнерами) оказались убыточными, и Марвин только что узнал, что партнеры предъявили Робу иск. А бизнес в аэропортах стал катастрофой. Ну да, кому нужны кассоле или гребаный морской ангел перед вылетом в долбаный Вашингтон? Еще Марвин слышал, что жена Роба — уже вторая — от него ушла. Ничего удивительного. Чтобы разобраться в хитросплетениях личной жизни Роба, придется рисовать блок-схему. Поваренную книгу Роба Марвин видел в груде книг на распродаже в «Барнс и Ноубл», в корзине «Все по девять девяносто пять», рядом с горой мемуаров из серии «ах бедный я», наставлений уволенных директоров компаний и иллюстрированных книг о белом медведе Гасе. И как бы он ни пыжился, сколько бы ни тужился, на телевидение Роба не пускали. В смысле, с собственной передачей.

В ресторанном бизнесе, увы, принято прощать поваров в случае оглушительного провала, но совершенно не принято прощать владельцев. Заведение гибнет, а повар просто переходит улицу и попадает в объятия целой стаи, жаждущей предложить ему кучу денег. Повару, как начал подозревать Марвин, не только проще подняться после падения; возможно, это даже необходимое условие. Без сомнения, через год те же самые компании, которые сейчас отказываются везти продукты в «Сен-Жермен», будут бодро открывать Робу тридцатидневный кредит — что было, то прошло, — а банки, юристы и чиновники продолжат отравлять жизнь Марвину, грубо изымая активы.

Охваченный паранойей, Марвин вдруг задался вопросом, а не сам ли Роб все это подстроил. Крупный, шумный провал. Новый старт для «Роб Холладн инк.»? Все эти повара с 60 процентами на продукты… Может, этот хмырь вовсе не намеревался поднять «Сен-Жермен». Может, все предприятие, инвестиции Марвина, его дом, его состояние, были приношением богам ресторанного бизнеса, трамплином к высоким достижениям. Может, изначально замышлялось не спеша привести «Сен-Жермен» к упадку, пусть славному, но упадку, а сам Роб тем временем рассчитывал, как будет подниматься наверх по выпотрошенному трупу Марвина. Это объяснило бы много.