Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо было заодно прикупить или взять в клинике напрокат какой-нибудь простенький кардиомонитор, – плевать, что по возвращении бухгалтерия Института меня линчует, почитав финансовый отчет о командировке. Правильная эта мысль пришла с большим запозданием, путешествие я проделал, контролируя пульс Хуммеля дедовским способом, прижав палец к шейной артерии. Рада сидела, держа наготове шприц.
До города добрались быстро, однако на въезде, на Витебском, влетели в пробку, традиционную для этого времени суток. Лимузин полз со скоростью полсотни метров в минуту. Пульс Хуммеля слабел… Или мне лишь казалось, что слабел, все же мои пальцы уступали чувствительностью кардиомонитору, – так я пытался успокаивать себя, но получалось плохо.
Когда проползали мимо метро «Купчино», самообман потерял всякий смысл. Хуммель умирал.
Мне пришла в голову правильная мысль номер два, тоже запоздавшая: надо было брать реанимобиль, предложенный Жучкиным, – и дать на лапу водителю и врачу с фельдшером, чтобы свезли, куда нам надо. Протупил…
– Коли! – приказал я.
– Уверен?
– Иначе довезем труп.
– Сколько вводим? У меня здесь пять кубиков, но все разом нельзя.
– Сама сколько думаешь? Я ни разу не доктор.
– Угу, ты у нас народный, блин, целитель… Попробуем четыре?
По словам Жучкина, три кубика помогать перестали, а увеличить дозу гиппократы-наркологи не рискнули.
– Давай четыре… Быстрее, я вообще что-то не чувствую пульса.
Тело Хуммеля выгнулось дугой и снова обмякло. И никаких других изменений. Родничок пульса не ожил…
– Мы его потеряли… – произнес я, чувствуя, что слова глупые, и голос мой звучит глупо, и вообще все глупо и бессмысленно.
– Сейчас найдем обратно. Отодвинься-ка. Нет, руку не убирай, следи за пульсом.
Она положила обе ладони Хуммелю на грудь, прижала поплотнее. Тело содрогнулось, – раз, другой, третий… Пульс появился!
– Не знал, что ты живой дефибриллятор.
– Я еще и крестиком вышивать умею, мамаша научила. Но не люблю.
Губы Хуммеля зашевелились. Сначала он произносил разрозненные слоги, ни во что осмысленное не складывающиеся. Затем удивительно четко произнес:
– Лягушка.
– Что это значит? – спросил я (не у него, понятно, – у Рады).
– Лягушка, – настойчиво повторил Хуммель. – Прожорливое брюшко.
Мы ждали продолжения, но Хуммель замолчал и молчал до самого океанариума.
* * *
Океанариум по вечернему времени был уже зарыт для посещений, что отнюдь не означало: стоит нам проникнуть внутрь, – и никто не помешает заниматься народным целительством. Напротив, для сотрудников началось самое оживленное время по уходу за питомцами.
– Как будем действовать? – спросил я.
– У тебя есть какой-то план?
Не было у меня ни плана действий, ни даже приблизительных его набросков: думал поразмыслить по дороге, но оказалось не до того. Зато у меня лежало в кармане удостоверение советника полпреда – переложил в новый костюм, как чувствовал, что еще пригодится.
Примерно так я и объяснил Раде диспозицию: двинусь вперед с красной книжечкой наперевес, ну а дальше по обстановке…
– Давай первой пойду я, – предложила мадмуазель Хомякова. – А вы с шофером тащите следом Хуммеля. Дорогу я расчищу.
– Действуй, только попробуй обойтись без черных носорогов и без говорящих грибов. И вообще без членовредительства.
– Ни один член не пострадает, зуб даю.
– И психическое здоровье расшатывать здешним сотрудникам не надо.
– Тут уж, Дарк, как карта ляжет… Ну все, пошла. Вы посидите пока в машине, я дам знак.
* * *
Навык переставлять ноги даже в бессознательном состоянии Хуммель утратил. Мы с Сергеем тащили его, подхватив под руки, ноги бессильно волочились… Ладно хоть со стороны никто не наблюдал: Рада справилась со своей задачей на пять с плюсом, сотрудники нам по пути не попадались. Уж не знаю, каким способом она от них избавилась.
– Сюда. – Рада толкнула дверь с табличкой «Служебное помещение. Посетителям вход запрещен».
Узкий коридор, вновь совершенно пустой, еще одна дверь, на сей раз без таблички, лестница… И вот она, заветная морская вода. Аквариум своими пропорциями напоминал громадный цилиндрический стакан, глубиной метров семь, пожалуй. Мы находились наверху, рядом с открытой водной поверхностью. Обитателей аквариума я разглядеть не смог, подсветку с уходом посетителей отключили.
– Что там?
– Глубоководная фауна Тихого океана, – объяснила Рада. – Соленость оптимальная.
– Годится… Раздеваем его.
Сергей, глядя, как мы избавляем Хуммеля от одежды, мялся, колебался, и все-таки задал вопрос:
– Топить будете? Давайте я погуляю в сторонке, а? Потом, если вдруг что, врать следователям не придется. Не видел ничего, и точка.
– Не топить, а лечить, – сказал я строго. – Можешь смотреть смело на сеанс народного целительства. Никогда такого больше не увидишь.
С памятью парня, разумеется, придется поработать, когда все закончится. Никто не поверит его россказням, но лучше перестраховаться.
– Держим все втроем, – скомандовал я. – Крепче держи, Сергей, и не за руку, за талию. Он сейчас станет немного скользким.
– Какое ж это нахрен целительство? – завопил Сергей, когда изо рта Хуммеля пошли пузыри. – Мокруха натуральная!
Отчасти он был прав… Если Хуммель-1 не отыскал своего двойника там, в Мирах, очень скоро у нас на руках останется труп захлебнувшегося наркомана.
Сергей выпустил Хуммеля, отскочил в сторону, продолжая обвинять:
– Вы совсем… э-э-э…
– Хватай под жабры, – крикнул я Раде, чувствуя, как скользкое полуметровое тело реморы рвется из рук.
Не знаю уж, кто был больше виноват… Рада ли, не успевшая выполнить приказ, или я сам, ухватившийся в последний момент за рыбий хвост и не сумевший удержать его в руках.
В общем, мы упустили Хуммеля. Подвела инерция мышления: не ожидали, что едва дышавший человек обернется такой бойкой и энергичной рыбиной.
Дежа вю и замкнутый круг. Бесконечный сегодняшний день начался с аквариума и Златы Васильевны, которую надлежало оттуда извлечь. А заканчивается над другим аквариумом, да только проблема все та же: надо как-то выловить ремору, в просторечии рыбу-прилипалу…
– Все понятно, – констатировал Сергей. – Закемарил я там, в Гатчине. Сплю и вижу сон.
Мне же, наоборот, нестерпимо хотелось сейчас проснуться от голоса Даны, и увидеть спящую рядом Нейю, и позавтракать, и отправиться на службу, забросив по пути детей в школу…