Викарий преодолел путь к ризнице и обратно со скоростью спринтера и с трудом затормозил перед собравшимися. В руке у него была большущая книга формата A3, в кожаном переплете, с застежками и золотым обрезом.

— С ума сошел? — спросил каноник. — Не мог взять с полки?

— Я хотел, чтобы каждому было видно, — промолвил запыхавшийся викарий, но всем стало ясно, что обычное издание Библии Тысячелетия в его представлении не соответствует этому возвышенному, достойному Дэна Брауна, моменту.

— Начнем с Книги Kapłańska, — сказал Шацкий. — Это часть Пятикнижия, Торы, правильно?

— Правильно, — подтвердил каноник.

— Глава двадцать четвертая, стихи с девятнадцатого по двадцать первый.

— Я-я-ясно… — застонала сзади Соберай.

Викарий, помогая себе коленом, отыскал нужное место и с уважением подсунул книгу ксендзу.

— «Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать. Кто убьет скотину, должен заплатить за нее; а кто убьет человека, того должно предать смерти».

У каноника был зычный низкий голос, слова он выговаривал медленно, с большим уважением, полагающимся Священной Книге. В тиши храма они прозвучали грозно, отражаясь от старых камней, от стен и свода, наполняя звуком и значением сандомежский собор. Никто не пошевелился до тех пор, пока далекое эхо не растаяло полностью.

— Книга Wyjścia[118], глава двадцать первая, стихи с двадцать второго по двадцать пятый, — произнес Шацкий, уже не спрашивая, что начинается с буквы «W».

Викарий зашелестел страницами.

— «Когда дерутся люди, и ударят беременную женщину, и она выкинет, но не будет другого вреда, то взять с виновного пеню, какую наложит на него муж той женщины, и он должен заплатить оную при посредниках; а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб».

— И на букву «Р» будет Книга Prawa, правильно?

— Powtyrnego prawa[119], — поправил Вильчур. Шацкий вздрогнул, он не ожидал голоса из-за спины. И удивился, хотя не особенно.

— Да, конечно. Глава девятнадцатая, стихи с шестнадцатого по двадцать первый.

Зашелестели страницы. Лицо викария пылало, казалось, он полыхал и готов был сбросить сутану, заменив ее на куртку и шляпу Индианы Джонса.

— «Если выступит против кого свидетель несправедливый, обвиняя его в преступлении, то пусть предстанут оба сии человека, у которых тяжба, пред Господа, пред священников и пред судей, которые будут в те дни. Судьи должны хорошо исследовать, и, если свидетель тот свидетель ложный, ложно донес на брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему; и так истреби зло из среды себя. И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди себя. Да не пощадит его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу».

Последнее предложение ксендз прочел, не заглядывая в Библию. Вместо этого он обвел взглядом всех присутствующих. А под конец вопросительно взглянул на Шацкого.

— Это всё. Кажется, мы выяснили, что означает древнееврейская надпись.

— Око за око, — заскрипел Вильчур. Шацкий снова вздрогнул.

— Похоже, — отозвалась Соберай. — Выяснился и наш таинственный шифр. Оказывается, что дело не в Воеводском управлении полиции. Это лучше, чем ничего.

И снова щелк. Упрямое, непереносимое щелканье.

— Та-а-к, — протянул Шацкий. — Только почему не по порядку? Странно.

— Что странно?

— Цитаты не по порядку, — поспешил вставить викарий, опасаясь, чтоб его никто не опередил. — В Пятикнижии сначала идет Бытие, потом Исход, Левит, Числа и Второзаконие.

— То есть должно быть WKP? Почему же буквы поменялись местами?

— Ума не приложу, — ответил Шацкий. — Но узнаю. Мне нужен раввин.

Бася Соберай взглянула на часы.

— Тебе через пять минут нужно быть в прокуратуре. У тебя допрос Магеры, его специально привезли из Кельц.

Прокурор Теодор Шацкий крепко выругался. Вильчур прыснул, каноник взглянул на него с полной понимания укоризной, а викарий пришел в восторг.

4

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ПОДОЗРЕВАЕМОГО. Себастьян Магера, дата рожд. 20 апреля 1987 г., проживает в Завихосте, ул. Тополиная, дом 15а, в настоящее время находится в следственном изоляторе в Кельцах. Образование среднее специальное, до ареста — безработный, подрабатывал в качестве садовника. Отношение сторон: сын жертвы. К суду не привлекался, после прочтения подозреваемому его прав и обязанностей, поясняет следующее:

Я хочу изменить свои показания, которые давал раньше во время следствия, хочу признаться, что 1 ноября 2008 года я нечаянно убил своего отца, Стефана Магеру, в его доме на ул. Тополиной, дом 15а в Завихосте. Я был в сильном возбуждении из-за ссоры, но лишить жизни своего отца я не хотел. Поссорились мы из-за того, что, несмотря на многократные обещания, мой отец на самом деле не хотел предоставить ни мне, ни моей жене Ане, ни трехлетнему моему сыну Тадику комнаты в своем доме, где он проживал один, а также отдать в пользование доставшуюся ему от дедов-прадедов землю, которая лежала невозделанной. Факт этот очень плохо сказывался на условиях нашей жизни.

Со своей женой я познакомился пять лет назад в садово-огородном техникуме в Сандомеже, я тогда еще жил с отцом в Завихосте, тут я хочу подчеркнуть, что отец — бывший спортсмен, дискобол, злоупотреблял алкоголем и всегда был агрессивный. Мы с Аней полюбили друг друга, и когда Аня забеременела, а было это еще до того, как мы расписались, я попросил у отца разрешения, чтоб она могла жить вместе с нами, потому что в квартире у ее родителей в Климонтове не было условий. Отец, будучи пьяным, стал оскорблять меня и Анну и не разрешил нам поселиться у него, а вдобавок выгнал меня из дома. Вначале мы все-таки проживали у родителей Ани, но, когда родился Тадик, мы сняли комнату в Климонтове. Мы жили в плохих условиях, почти без денег. Я иногда подрабатывал в качестве садовника, но доходы были маленькие. Когда Тадик немного подрос, работу стала искать также Аня, но из этого ничего не вышло. Все время я пробовал уговорить отца, чтоб он уступил нам хотя бы одну комнату, но отец и слышать не хотел, даже после того, как мы поженились в 2007 году, он все равно постоянно оскорблял меня и мою жену. Нам было трудно, пособия на жизнь не хватало, особенно когда оказалось, что у Тадика астма и ему нужны дорогие лекарства. Поэтому из комнаты в Климонтове мы переехали в социальный барак на Крукуве в Сандомеже. Условия там были плохие. Моя жена Анна, она красивая, в 2007 году нашла работу манекенщицы. Стала ездить по Польше с показами моды, а ребенком занимался я. И все время упрашивал отца, но это ни к чему не приводило. Отец то и дело повторял, что он завоевал свою бронзовую медаль на Олимпиаде в Мюнхене тяжелым и упорным трудом и что я должен брать с него пример.