Он же просто подошел к ней, протянул руку.

– Вы все же пришли, – мужчина снова улыбнулся, так особенно, а потом, увидев недоумение на ее лице, добавил. – Вы меня не помните? Я заходил к вам несколько раз и говорил, что мне необходимо с вами встретиться здесь…

Она вдруг вспомнила. Тот человек, которого Нора назвала источником неприятностей. Что он там хотел – просить о том, чтобы она здесь венчалась? Это было теперь так далеко, так неважно, что даже не сразу сообразишь, что ответить.

– Здравствуйте, – он пожала протянутую руку. – Простите, у меня совсем вылетело из головы, гражданин…

– Маршал, Теодор Маршал, – напомнил он, мягко пожимая ей руку. И, похоже, совсем не обиделся. – Можете называть меня Тео, меня по-другому давно никто не называет.

У них с «Тео» не могло быть общих тем для беседы, и не в ее обычаи было так фамильярничать с человеком много старше ее – Ада принялась быстро попрощаться.

– Вы хотели поговорить, но я здесь сегодня оказалась случайно, и, честно говоря, очень устала. Тяжелый был день, но если это о венчании, то…

– Нет, гражданка Фрейн, не о венчании, – он пожал плечами, и она вдруг сообразила, что он одет в гражданское. Выходит, не священник – но кто же еще станет говорить, что его всегда можно найти в церкви? Он начинал казаться ей очень подозрительным – а его глаза все так же оставались добрыми и прозрачными, словно глоток воды. – Я думаю, это может оказаться для вас важно. И вряд ли вы оказались здесь случайно.

Она удивленно посмотрела на него, и он бросил взгляд за ее спину, на громадное распятие.

– Я думаю, Он привел вас сюда сегодня вечером, и я рад, что мы наконец встретились. Но раз вы устали, то, действительно, можно и отложить. Если вы не против, я мог бы проводить вас к кастеляну, договорится о вашей комнате.

Ада не нашлась, что возразить, ведь и в самом деле, собиралась остаться здесь, не выходить из-под сводов церкви до наступления утра, и если он мог проводить ее – почему нет. Ее кошачье любопытство тоже давало о себе знать – не то, о чем он хотел поговорить, конечно, но сам по себе Теодор Маршал представлял собой загадку. Это было лучше, чем думать о словах Ильи, позволять расти неприятному червячку сомнения, и она согласилась.

– Извините за прямоту, но мне показалось, вы не очень-то верите в Бога, – просто сказал он, открывая перед ней незаметную дверцу справа от ряда простых скамей. – Я видел, как вы молились, словно твердили невыученный урок.

Она вздрогнула – таким неприличным было замечание. Нет, не то, чтобы это было запрещено, об этом просто не принято было говорить – вера считалось интимной потребностью граждан ОЕ, не станешь же обсуждать с каждым встречным свое здоровье? Но в его словах не слышалось осуждения, только немного любопытства и какая-то грусть. Она подумала – кто он такой?

– Молитвы не очень помогли, – призналась она. – Наверное, было бы правильнее сходить на исповедь, но в этот час…

– Если хотите, вы можете поговорить со мной, – он начинал навязываться, но делал это так просто, откровенно, что Ада снова растерялась. – Это, конечно, не то, что иметь дело со священником, да у меня и нет права вас исповедовать, но иногда людям нужно просто поговорить – и я к вашим услугам. Некоторые люди приходят ко мне именно за этим, и…

– Кто вы такой? О чем вы хотели со мной поговорить? Что вам от меня нужно? Почему вы поджидали меня в этой церкви, если вы не священник?

Он рассмеялся.

– Как много вопросов! Я вам все объясню, только давайте получим ваши ключи.

Они как раз поравнялись с конторкой, за которой сидел добродушного вида толстяк, смотревший телевизор.

– Привет, Тео. Гражданка?

Ада назвалась, продиктовала номер сотового, расписалась на экране, взяла ключи, все это автоматически, не задумываясь над тем, что делает. Теодор все это время запанибрата болтал с кастеляном, словно старый знакомый. Они успели обсудить кого-то из сегодняшних постояльцев: часто останавливавшуюся здесь пожилую вдову, какого-то человека, недавно амнистированного, который сегодня сообщил, что нашел работу.

– А как насчет молодых людей в третьей? – Спросил Теодор как будто между прочим. У Кастеляна забегали глаза. – Мне показалось, или они не связаны священными узами брака?

Толстяк пытался что-то сочинить, потом махнул рукой, и признался, что они получили комнату в обход правил, но зато заплатили несколько больше положенного. Тео неодобрительно покачал головой, когда кастелян сообщил об этом, нескромного хихикнув.

– Ты скажи им, что я бы с ними встретился, завтра утром, например, – только и сказал он, в ответ на что кастелян громко фыркнул.

– Чтобы они больше никогда здесь не появились, после беседы с тобой-то? Еще чего удумал, – Тео улыбнулся, прямо глядя на толстяка. – Ладно-ладно, я все понял, – внезапно пробурчал кастелян после того, как встретился с мужчиной глазами. – Деньги только вот…

– Твой сын давно мечтает о скутере, – только и ответил Теодор, беря Аду под руку. – Идемте, гражданка Фрейн, я вас провожу.

– Вы кто-то вроде местного надзирателя? Из службы охраны? – Пыталась угадать она, пока он вел ее по длинному коридору.

– Нет, вовсе нет, – улыбался он. – Даже наоборот, я под следствием.

Прежде, чем она успела что-то ответить, попрощаться или сбежать от этого человека, он уже остановился возле двери, на которой красовался тот же номер, что и на ее ключах.

– Вот вы и на месте. Я не хочу навязываться, тем более, что вас, видимо, смущает мое положение. Но если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в восьмой комнате, это дальше по коридору. У меня есть чай и какое-то печенье, и я засыпаю довольно поздно, – он улыбнулся, и, махнув ей рукой, спокойно ушел. Ада застыла с ключом в руке, чувствуя себя как-то глупо – выходило, что ему вовсе не нужно срочно с ней поговорить? Как он мог так просто уйти после того, как приложил, вроде бы, столько усилий, чтобы она согласилась его выслушать? Почему он вел себя так, словно это она искала возможности с ним побеседовать?

Это все напоминало какую-то глупую шутку или хитрую манипуляцию, кто он такой? Ада раздраженно открыла дверь, зашла в полупустую комнату, кинула сумку на постель. Ни за что она не пойдет к нему, не о чем им разговаривать, совершенно не о чем. Нужно просто сразу лечь спать, потому что завтрашний день обещает стать очень трудным, и она даже почти привела свое намерение в исполнение, но не то кровать оказалась слишком жесткой, не то его интрига – действенной, но, проворочавшись полчаса, она поняла, что не сможет уснуть. Лезли в голову всякие мысли, завтрашний побег, и все ей казалось, она где-то просчиталась, что-то упустила, очевидное, что-то, что лежало на поверхности, но что ей делать, если выхода нет, если Дима был прав, и ей ничего не остается, только верить Герману, только бежать с ним. Как ей хотелось сейчас услышать его спокойный голос, поцеловать его, забыть обо всех сомнениях, позволить ему выбирать и решать за нее, но его не было рядом – и звонить ему было безумием. Она села на постели и закурила. Уснуть не получится, это уже очевидно, что же делать? Рядом с «Тео» она хотя бы отвлеклась, может, сходить к нему несмотря ни на что? Она думала, чем он ее зацепил, этот странный старик, – дело в глазах? Они ведь были словно глоток воды в жаркий день, чистой, колодезной воды. Или в его добродушной манере разговаривать? А, может, в том, как он беседовал с кастеляном, как человек облеченный властью – а потом сразу признался, что он под следствием. Под следствием… Она поняла. Тео вел себя так, словно ничего не боялся – ни того, что надменная звезда экрана обольет его презрением, ни того, что она может обидеться на нескромность его вопроса о Боге, ни того, что в отношении него возбуждено дело. Страха в нем не было – и она, привыкшая искать руководства, а теперь брошенная всеми, кинулась к нему за секретом бесстрашия, хотя сама едва ли отдавала себе в этом отчет.