— Интересно! — весело сказала Вика. — Похоже, я тебянедооценила. Все думала — и что это Михайлов Василий Андреевич в ней нашел? Аоказывается, не только титьки, но и характер имеется.

— Ты хочешь сказать, не только характер, но и титьки? —уточнила Лада, рассматривая Вику. Бесшабашная храбрость кипела и бурлила в ней,переполнявшая ее ярость требовала немедленного выхода, но она взяла себя вруки. — Так что все о'кей, — сказала Лада. — Из твоей программы я, конечно,уйду, но ты-то с кем останешься? С Катей Бергер, которая в материале пробританский королевский дом написала «прынц»? У тебя ведь даже титек нету, одинпапашка героический. Но они все только до поры до времени героические, правда?

— Ах ты, дрянь, — начала Вика — с ней давно, можно сказать,никогда так не разговаривали. — Мерзкая, паршивая, глупая…

В дверь робко постучали.

— Да! — гаркнула Вика, как император Николай Палыч на плацуперед Преображенским полком. Лада даже вздрогнула.

— Простите, — пробормотала только что помянутая Катя. — ТамИльину к телефону…

Зная, что Вика не выставит ее, она осторожно вдвинуласьпоглубже. Остренькие глазки перебегали с одной дамы на другую — ей до смертихотелось выяснить, что происходит между ними.

— Это Потапова звонит, — пояснила верная Катя и сделалапостное лицо, как будто проговорилась случайно.

— Пардон, — сказала Лада, величественно и неторопливоподнимаясь. — Я только отвечу на звонок.

Но Вика еще не уничтожила свою собеседницу и потому не моглапозволить, чтобы Лада Ильина закрыла за собой дверь.

— Говори отсюда! — приказала она. — Я разрешаю. А ты уйди! —заорала она на Катю. Слегка перетрусив. Лада взяла трубку.

— Алло!

Трубка разразилась целой какофонией звуков. В ней кто-точто-то кричал — явно не одна Александра, — кто-то плакал, и Лада долго не могланичего понять.

— Да что случилось-то? — крикнула она наконец подпристальным Викиным взглядом.

Выслушав ответ, Лада Ильина швырнула трубку на аппарат ирезко повернулась. Кресло упало, колесико отвалилось от пластмассовой ноги ипокатилось по ковру. Лада в нетерпении ногой распахнула дверь в коридор ипомчалась в комнату «Новостей», сметая все на своем пути.

— Ты что?! — грозно крикнула ей вслед Вика. — Вернись!!

Но Лада даже не оглянулась.

Зато оглянулись сотрудники, толпившиеся в коридоре.Оглянулись и замерли, не веря своим глазам, восхищаясь тем, что можно неуслышать приказания начальницы.

— Что случилось? — растерянно спросил Вася Куренной,выбежавший из своей каморки на шум, который производила Лада в комнате«Новостей».

— Михаландреич! — не отвечая, заорала Лада так, что ееслышал весь коридор. Роняя чужие вещи, она искала на вешалке свое пальто. —Махаландреич!!

В дверях столпились любопытные.

— Ты что? — спросила Лена Зайцева, но Лада отмахнулась.

— Михаландреич! — еще громче завопила она.

— Ладка, что случилось? — протискиваясь к ней, повысил голосКуренной. — Ты меня слышишь? Нет?

В толпе у порога возникла лысина шеф-редактора, журналистыпосторонились, пропуская его.

— Что стряслось, Ильина? — деловито спросил он, усаживаясьза свой стол. — Что ты вопишь на все «Останкино»?

— Вешнепольский вернулся, Михаландреич!! — проорала Лада емув лицо, не попадая руками в рукава наконец-то найденного пальто. — Он жив, и онвернулся, Михаландреич!!

Она побежала к двери — все расступились, — вернулась,поцеловала ошеломленного шеф-редактора в лысину и пропала.

В два часа ночи Филипп увез уже переставшую что-либосоображать Александру домой. От счастья, водки, слез и позднего времени она какбы потерялась немного, плохо представляла себе, где она и что вокругпроисходит.

В машине она бессвязно что-то бормотала, принималась петь илезла к Филиппу с поцелуями, мешая вести машину.

— Успокойся! — сказал он, возвращая ее на место. — Иливместо дома мы окажемся в Институте Склифосовского.

Он очень тщательно выговорил эту фамилию — Склифосовский.Александра захихикала и завалилась в другую сторону, на стекло.

— Сиди смирно! — прикрикнул Филипп, и тогда она начала петь.

Он засмеялся, не зная, что ему с ней делать, и немногоревнуя к высокому большому человеку, из-за которого она пришла в такоесостояние. когда Филипп приехал, он сидел на диване, а три подруги,расположившись вокруг него, преданно, не отрываясь, смотрели ему в лицо иревели. Одна начинала, другая подхватывала и завершала хоровое выступлениетретья. Маша держала его за руку и не отпускала, даже когда он пробовалвытащить руку, чтобы налить им водки.

Знакомясь с Филиппом, он улыбнулся летящей короткой улыбкой,совершенно преобразившей его сожженное загаром очень усталое лицо. Он будтоизвинялся перед чужим человеком за близких ему людей, устроивших такой кошачийконцерт, и Филипп почувствовал ревность, зависть и еще что-то неопределимое.

Стоило просидеть полгода в какой-то дыре, чтобы тебявстретили так, как встретили его эти девчонки…

— Вы Сашкин муж, да? — спросил этот человек. — ЯВешнепольский. Иван.

Филиппу тоже налили водки, и он покорно выпил, удивляясьтому, что этот человек так откровенно любим и нужен всем трем «дамам», которыхФилипп привык считать своими.

Он ничего не понял из их бессвязных рассказов о том, какАлександра встретила Ивана на улице, как они шли потом до Машиного дома, какколотили в дверь и как Машка — дура! — упала в обморок.

Филипп видел, что Ивану до смерти хочется остаться вдвоем сосвоей Машей, но он держался, принимая их истерическую радость и еще не веря,что жив и здоров и-с ними! Благодарный им за столь буйный прием, он молчаулыбался и тискал Машину руку, иногда прикрывая глаза, как будто от боли…

Иван проводил их до машины, именно он. Маша, повисшая на егоруке, в счет не шла. Она ничего не видела и не понимала, кроме того, чтодержится за эту большую, загорелую, любимую руку…

— Мне бы с вами поговорить, — обратился Иван к Филиппу,прощаясь. Уже погруженная в машину, Александра стучала в стекло и неистовомахала рукой, как будто уезжала в Антарктиду. — Я отосплюсь, немногосориентируюсь в ситуации и позвоню.

— Пожалуйста, — с удивлением сказал Филипп.