по наблюдению за выполнением «сухого закона» на островах. Губернатор мой приятель, и он просил помочь в наведении порядка. У меня и документ специальный есть. Мы можем сильно напугать вашего шкипера, если уличим в продаже спиртного.

— Наверное, он уже сумел обменять весь свой ром. Хотя его было на шхуне порядочно.

— Ну, посмотрим. Сейчас вызывайте команду, будем вставать на якорь, и сразу же спускайте тузик. Поедем на берег.

Макфейл заметил вошедшую в лагуну шхуну, но не прекратил торговли.

«Дьявол бы побрал этих спортсменов! Вечно появляются не вовремя. Надо скорее кончать торговлю, не то мои товары могут вызвать нежелательные толки», — подумал Тони и крикнул:

— Эй, тащите живее ваши ракушки. Мне некогда. Я уезжаю на судно.

Два полинезийца побежали в поселок. Тони сидел на берегу, на опрокинутом ящике. Слева от него высилась груда копры, кокосовых орехов, раковин. С другой стороны стояло несколько банок с ромом. На втором перевернутом ящике, служащем Тони столом, лежала пухлая пачка франков и американских долларов. За свои товары он брал не только натурой, но и деньгами, которые иногда попадали к полинезийцам. Вокруг импровизированного магазина расположилось несколько уже сильно подвыпивших островитян, жадно смотревших на банки Макфейла. Атолл Накаофа был бедным и малонаселенным. Шкипер уже высосал все, что мог, с жителей, и теперь платить за желанный ром им было нечем. Неподалеку от «базара» вместе с островитянами веселились матросы с «Моаны».

Вернулись двое из деревни. Они притащили целый мешок больших раковин. Их с интересом принялся разглядывать Тони. На первый взгляд они казались очень ценными. Полинезийцы что-то говорили на своем языке, показывали на банки с ромом. Макфейл раздраженно отмахивался.

Такую картину застали Кларк и Алек, подошедшие сзади. Тони не видел их. Он был слишком занят оценкой раковин. Шкипер хватал то одну, то другую, отшвыривал в сторону, потом снова брал в руки, снова отшвыривал, вынимая из мешка новые. Он был в экстазе. Сделка сулила большие барыши.

Алек встал у него за спиной, наклонился и со словами: «Я не помешал тебе, Тони?» — через его плечо выбросил руку вперед и схватил пачку долларов, лежащую на ящике.

В первую секунду Макфейл ничего не понял, но когда обернулся и увидел улыбающегося Алека, все стало ясным. Он вскочил со своего ящика, сгреб оставшиеся деньги, сунул в карман и только после этого вплотную придвинулся к Алеку. Его глаза совсем побелели от ярости.

— Положи деньги, — тихо сказал Тони. — Немедленно.

— А сколько их в этой пачке? — спросил Алек. — Ты мне должен сто восемьдесят. Я не ошибаюсь?

— Я тебе ничего не должен, понял? Ну? Я долго буду ждать? — В руках у Макфейла что-то блеснуло.

— Берегись, Алек! Нож! — закричал стоявший позади Кларк.

Алек подался назад.

— Я продырявлю твою паршивую шкуру, Лонг Алек. — Лицо шкипера исказила гримаса. — В последний раз говорю! Отдай деньги.

Но он не успел выполнить угрозу. Стремительным ударом в челюсть Алек свалил его с ног. Это был мастерский удар боксера. Вот когда пригодились уроки старого Янсонса! Испуганные островитяне бросились бежать.

— Здорово! — в восторге закричал Кларк. — Хук с правой! Раз, два, три, четыре… Нокаут.

— Эй, матросы! Вашего шкипера грабят! Бейте их! — заорал Тони, поднимаясь с земли. Алек наступил ногой на валявшийся в песке нож.

— Не подходи, — сказал он угрожающе.

Подбежавшая команда с «Моаны» в недоумении остановилась. Люди узнали Алека.

— Боцман! Ты ли это? Догнал нас? Будешь снова плавать на шхуне? — спросил его матрос с одутловатым лицом и полез обниматься. — Что вы не поделили со шкипером? Не хочет платить тебе деньги, которые увез от тебя с Рароиа? Нехорошо, мастер. Надо рассчитаться.

— Пошел в ад, кретин. Не хватало спросить у тебя, что мне делать, — проворчал Тони, видя, что на команду рассчитывать не приходится и никто ему не поможет. — Я подам на тебя в суд, боцман. Все видели, что ты украл мои деньги. Ты еще насидишься в тюрьме, свинячий сын!

Все это Макфейл говорил, злобно кривя губы, понимая, что Алек так унизил его в глазах команды и островитян, что необходимо сейчас же что-то предпринять для восстановления своего престижа. Но драться он больше не хотел. Теперь он знал, на чьей стороне перевес. Но как вернуть деньги? Так хорошо все началось. Он здорово проучил этого верзилу, оставив его на Рароиа. Вернул сполна все, что заплатил по милости Алека команде в Папеэте. Надеялся, что больше никогда не встретит этого проклятого трезвенника и слюнтяя. Не надо было посылать ему документов. Во всем виноват он сам, Тони. Совершена целая серия ошибок, в которых некого винить, кроме себя. Чем околдовал его этот длинный в Сан-Франциско? Ведь уж тогда у Тони возникло интуитивное чувство недоверия к нему. И все-таки он его взял. Послал документы! Для чего? Законченный дурак! Кажется, он никогда не оказывался в таком глупом положении.

Пока Тони корил себя за ошибки, Алек считал деньги.

— Здесь не хватает двадцати бумажек, Тони. Сто шестьдесят долларов. Я могу получить остаток?

— Получишь у господа бога, жадная свинья!

— Жадный ты, Макфейл. Ведь это не твои, а мои деньги. Я работал у тебя за них.

— Я тебе все заплатил.

Алек улыбнулся:

— Ладно, Тони, считай, что я дал тебе двадцатку как компенсацию за поврежденную скулу. Сильно болит?

Макфейл ничего не ответил. Его переполняла бессильная ненависть к этому чужаку, русскому. Лезут изо всех щелей в его Америку. Правильная теория — «Америка для американцев». Сказал же какой-то умный человек. И нечего их пускать.

Из-за пальмы вперед выступил Кларк:

— Я вижу, вы освободились, шкипер? Давайте познакомимся.

— Уматывай туда, откуда пришел, болван, — заревел шкипер. — Я не желаю иметь таких знакомых, как ты. Чистоплюи, яхтсмены. Тебе, старик, нужно думать о боге, а не таскаться по океанам. Убирайся!

Старик! Если бы Тони только знал, какое несмываемое оскорбление нанес он профессору, то, наверное, проглотил бы язык. Но Кларк сдержался и язвительно сказал:

— Вы невежливы, молодой человек. Но все же вам придется со мною познакомиться. Вот мои документы. — И он вытащил из кармана удостоверение, отпечатанное на плотной бумаге.

— Что ты тычешь мне свои бумажки, старый осел? Мне… — И тут Макфейл заметил французские государственные печати. Он принялся читать. По мере того как до него доходил смысл, кем является Кларк, лицо у него менялось, становясь из разъяренного льстивым. Он протянул бумагу профессору и испуганно проговорил, стаскивая с головы фуражку:

— Ради бога, извините меня, сэр. Никак не думал, что передо мной инспектор. Простите меня еще раз. Ведь вы одеты