21 августа Вашингтон и Рошамбо перешли Гудзон у Кингз-Ферри и пустились в один из величайших походов, оставив против 16 тысяч солдат Клинтона только две с половиной тысячи человек генерала Хита. За двадцать восемь дней, продвигаясь по скверным дорогам, а то по бездорожью, располагая малым для этих целей транспортом, Вашингтон преодолел расстояние в 400 миль до Чесапикского залива, присоединился к Лафайету и только что прибывшим войскам де Грасса и начал замыкать блокаду вокруг Корнуоллиса.

Когда Худ достиг Нью-Йорка и стал на якорь у Сэнди-Хук, Клинтон еще точно не знал, что Вашингтон и Рошамбо взялись за Корнуоллиса, но разведка доставила ему надежные сведения о том, что Баррас отплыл из Ньюпорта с восемью линкорами, восемнадцатью транспортными и осадными судами. Корнуоллиса ожидали трудные времена. У Грейвза было всего пять готовых к плаванию судов, объединенная эскадра Грейвза и Худа из девятнадцати кораблей отправилась в Чесапикский залив. К полудню 5 сентября Грейвз подошел к мысу Кейп-Генри и увидел де Грасса, который шел к нему навстречу с двадцатью четырьмя линкорами.

IV

Адмирал Томас Грейвз не отличался изобретательностью, к тому же у него были девятнадцать кораблей против французских двадцати четырех, но это был английский морской волк. Он точно знал, что делать в присутствии смертельно опасного врага — драться. На его стороне были барометр и попутный ветер, поскольку французы выстроились довольно беспорядочным строем восточнее Кейп-Генри, и адмирал обрушился на них с севера. Сигнальные флажки, которые он вывесил на своем флагмане «Лондон» водоизмещением 98 тонн, державшемся посередине, означали «ближний бой» и «строй в кильватер на полкабельтова».

Роковым сигналом оказался «строй в кильватер». На британском военном флоте существовало нечто, именуемое «боевыми инструкциями»; в недвусмысленных выражениях они предписывали каждому кораблю после формирования боевого порядка следовать в кильватере следующего перед ним судна. В 1756 году одного адмирала предали морскому трибуналу и расстреляли на юте собственного корабля («pour encourager les autres»[17], как сказал Вольтер) за то, что он нарушил это непререкаемое правило. И когда «Шрусбери», головной корабль британцев (74 тонны), бросился на «Плутон» (74 тонны), шедший впереди французского строя, остальные британские корабли последовали за ним корма в корму, вместо того чтобы повернуться к своим противникам. Вследствие этого британцы подошли к французам под острым углом; передние корабли вели ожесточенную схватку, в центре обеих линий едва перестреливались, а те, что шли сзади, вообще не участвовали в бою.

Командовал британским арьергардом боевой адмирал Сэм Худ, возможно, он мог напасть на французов с тыла, где их строй немного смешался. Но он не собирался отступать от строя в кильватер, о котором сигнализировал флагманский корабль, чтобы отдать себя в руки военно-морского трибунала ради болвана Грейвза; и он это не сделал. Французские канониры передовых кораблей хорошо справились со своей задачей, и к тому времени, когда над слабо вздымавшимся морем сгустилась тьма, британцы несли потери три к двум, и несколько их кораблей были сильно разбиты; один из них так пострадал, что через несколько дней его пришлось сжечь.

На следующее утро Грейвз снова попытался войти в соприкосновение, но французы держались поодаль у входа в залив, и английским инвалидам морской войны пришлось отстать. Если бы Грейвз мог стать на якорь и произвести ремонт, дело могло бы обернуться по-другому, но стоянкой владел де Грасс. Они совершали маневры еще в течение трех дней, теперь погода была на стороне французов, и они вступали в сражение только на самых благоприятных для себя условиях. 10 сентября Грейвз открыл, что Баррас присоединился к де Грассу, у которого стало тридцать два линкора против восемнадцати Грейвза. Положение было слишком неравное даже для английского морского волка; Грейвз созвал военный совет, желая удостовериться, что никто не осудит его решение, и вернулся в Нью-Йорк, чтобы устранить повреждения.

27 сентября армия Вашингтона подошла к Уильямсбургу, всего в ней было 16 645 человек, почти половина из них французы. Кое-кто из военных критиковал Корнуоллиса за то, что он не постарался пройти мимо Вашингтона, но они оставляют без внимания вопрос о том, как ему было идти по враждебной стране, где ему противостояли быстроходная армия Вашингтона и французские регулярные войска, почти равные британским по численности и подготовке, и вдобавок несколько частей превосходной французской кавалерии. Осадная операция началась 29 сентября; фортификационные параллели энергично продвигались вперед. Александр Гамильтон провел блестящую ночную атаку, в ходе которой взял два редута, а доставленные Баррасом двадцатичетырех- и восемнадцатифунтовые пушки обстреляли все, что попадалось на глаза. Утром 17 октября, ровно четыре года спустя после капитуляции Бургойна, одетый в красное барабанщик поднялся на йорктаунские бастионы, чтобы пробить шамаду[18], и через два дня Корнуоллис со всей своей армией вышел и сдал оружие.

V

Последствия, к которым привел успех американской революции, уже достаточно обсуждались и на этих страницах больше не нуждаются в комментариях. Она не только ознаменовала рождение нового государства, но и стала колыбелью Французской революции. Йорктаун решил исход борьбы как идеологически, так и фактически. Хотя, услышав новости из Чесапикского залива, лорд Норт всплеснул руками и воскликнул: «Ах, боже мой, все кончено!» — еще были возможности повернуть революцию вспять, как ошибку. Если война Фридриха Великого была первой из мировых войн, то американская революция стала второй.

Англия, одерживавшая победы повсюду в остальных регионах земного шара, вполне могла бы накопить силы для атаки в Нью-Йорке под предводительством Клинтона или дать возможность чарльстонской армии предпринять активные действия, а не обороняться, до чего ее довел Грин, даже если Англией правили лорды Норт и Джордж Джермен.

Причины, почему Англия не сосредоточила и даже не попыталась сосредоточить силы в Америке, кроются в урагане событий, пронесшемся по коридорам той второй мировой войны. В августе 1781 года к Франции примкнули Испания и Голландия. Пока Вашингтон обдумывал проблему Нью-Йорка или Йорктауна, между британцами и голландцами состоялась отчаянная резня у Доггер-Бэнк, которая окончилась ничьей. Сражения у вест-индских островов достигли кульминации через шесть месяцев после Йорктауна в битве у островов Святых. Там Родни захватил пять французских линкоров, включая флагманский трехпалубник «Вий де Пари» (110 тонн), с самим де Грассом на борту, и не дал напасть на Ямайку, но не выгнал французов с островов. Через год после Йорктауна испанцы атаковали Гибралтар десятью громадными плавучими батареями при содействии французских войск, но в оглушительном грохоте сражения потерпели неудачу, потеряв все корабли и полторы тысячи человек.

Можно сказать, что итогом всех этих событий стали успех обороны и решение в отрицательном смысле. Некоторые сахарные острова несколько раз переходили из рук в руки, но союзникам не хватило ни сил, ни умения, чтобы привести к благополучному завершению наступательные действия против распространения британских владений, а британцам не хватило ресурсов, чтобы самим предпринять наступление. Так сохранялось довольно устойчивое положение вплоть до конца 1782 года, когда была отражена самая серьезная из союзных атак, и Британия получила возможность подумать о контрударе по Америке или другому противнику. Но тут были получены известия, которые заставили забыть об американском предприятии.