Лучше, чем журналистка, ее бы сейчас никто не смог понять. Ведь только Саша была в курсе про Уткина и могла Асю вызволить. Если, конечно, Дима оставил девушку в живых.

Ася осторожно взяла свой телефон и увидела сообщение.

Это был ответ Аута. Монах подробно описывал остров, на котором живет Наохам, в том числе и запоминающийся скалистый мыс. Именно на вершине этой скалы и живет мудрец, уверял Аут. Ася трижды прочла сообщение и стерла его. Побоялась, что Дима доберется до Наохама без нее и причинит ему вред. Почему-то Ася думала, что Дима так рвется к старцу, чтобы убить его. Должно быть, все еще действовали лекарства.

Дима зашевелился, и Ася поспешила вернуть телефон на место. Она притворилась спящей, повторяя в уме только что прочитанные строки. Сама не заметила, как уснула, – и проспала еще два дня.

Проснувшись, Ася имела в памяти фотографически четкий образ острова со скалистым мысом. И точно знала, что именно там живет Наохам. Позже, поняв природу своего озарения, она не стала раскрывать карты ни Диме, ни Свете. Они смотрели на нее, как на святую, и ей не хотелось разочаровывать их. К тому же, после того случая Асино слово стало решающим в любом споре.

Каждый день Ася приходила к дверям мудреца, но его помощница, пожилая азиатка, лишь молча качала головой: нет его, приходи завтра.

Сначала Ася действительно думала, что мудрец в отъезде. Но судя по тому, как многозначительно говорилось о нем: не «уехал», а «его здесь нет», – Ася понимала, что Наохам мог сейчас быть как на соседнем острове, так и в соседней вселенной. Казалось, никто на белом свете не знает, где он странствует и вернется ли. Лезть с расспросами, требовать гарантий, четких сроков и обещаний было неуместно.

Ася это чувствовала, поэтому ей был открыт путь хотя бы к дверям жилища мудреца. Зато Света, со всей европейской напористостью, в лучших традициях русской бесцеремонности требовала ответов. Когда появится? Где он? Не можем ли мы поехать туда, где он сейчас находится? Почему нет? Как с ним связаться? Двадцать первый век на дворе, мобильные есть в любом захолустье. Дайте номер. Я могу заплатить. Не нужны деньги? Так мы отработаем. И кивала на молчаливую Асю.

Но здесь ее напор не имел никакой власти. Азиатка только махала рукой в сторону джунглей. Мол, шла бы ты отсюда. Много вас таких настойчивых. И усмехалась мудро.

А настойчивые действительно были. Неподалеку примостились три палатки, да одна чернокожая женщина часто встречалась Асе по дороге к Наохаму. Наверняка были и другие. И любой из них мог задать тот самый последний вопрос, после которого остальным придется уйти ни с чем.

Через лес Ася вышла на дорогу. Направо крутой подъем – путь к Наохаму. Налево – долгий спуск к морю, на берегу которого расположился поселок. Там можно купить лепешки, фрукты и вареный рис, а также набрать питьевой воды. В джунглях было много банановых деревьев, но за проведенное здесь время Ася и Света уже полностью обобрали их. Кокосы не пришлись им по душе, а плоды незнакомых растений Ася предпочитала не есть.

Ближайший супермаркет находился на соседнем острове Носи Ину. Оттуда же можно было позвонить: мобильная связь почти не работала, и нужно было либо заказывать звонок по стационарному телефону, либо взбираться по специально высеченным ступенькам на гору и оттуда пытаться поймать слабый сигнал.

Лодки на Носи Ину ходили два-три раза в неделю: рыбаки отвозили свой улов, чтобы продать на рынок. Попасть на борт было настоящей удачей. Редко находилось местечко для пассажира, да и побаивались моряки перегружать свои ветхие суденышки.

Ася завела было переговоры с одним сморщенным рыбаком насчет аренды его катера. Предлагала солидную оплату за час, но тот не соглашался: то ли не понимал, чего от него хотят, то ли боялся лишиться лодки и потерять свой единственный способ заработка. Слова «залог» он не знал, а может, просто вредничал, не хотел уступить чужачке.

Увы, местным жителям Ася не внушала доверия. Только дети иногда улыбались ей, тыкали пальцем и тараторили что-то на малагасийском. Ася не понимала местный язык, ведь ей негде было взять источник: никто не переводил ей эту речь, и ее мозгу не за что было зацепиться, чтобы выучить хоть несколько слов. Она вслушивалась в беседу местных людей, но не могла разобрать даже, где тут приветствие, где «спасибо».

Поэтому Ася общалась лишь с горсткой людей, кое-как знавших французский.

Оказавшись в изоляции, Ася чувствовала себя комфортно, и только Света действовала на нервы, требуя бытового комфорта, привычных продуктов и ясного будущего. Ася безмерно устала от нытья подруги. Слушая эти претензии, Ася каждый день мысленно просила прощения у всех мужчин, которым в свое время, что называется, выносила мозг. Наверняка все мужчины – родственники ангелов, размышляла она под привычный Светкин бубнеж. Иначе как объяснить, что их пилят, грузят, допрашивают – а они все терпят?

Кроме того, Ася подозревала, что двери Наохама закрыты, пока Света на острове. Ей казалось, что нетерпеливой москвичке тут не место, и весь остров чувствует это так же, как чувствует она. Но отправить Свету домой не было возможности. Ведь для этого нужно не только найти лодку и уговорить подругу уехать, но и отправиться вместе с ней на Мадагаскар, устроить отъезд. А затем проделать обратный путь с риском снова упустить Наохама.

Ася пошуршала в кустах и вытащила ржавый велосипед. Конечно, в жару да по плохой дороге ездить на нем было трудно, но все легче, чем полчаса идти пешком, отмахиваясь от мошкары и рискуя наступить на змею. Она вытащила из колеса ветку и поехала, виляя, направо, в гору.

Глава 37

Вообще Света была отличной подругой. В свои тридцать с небольшим она сохранила остатки авантюризма и чувства юмора. Правда, с годами она все больше зацикливалась на себе, считала себя центром мира, и границы этого мира сужались с каждым днем. Свету интересовали лишь вещи, имевшие непосредственное отношение к ней самой. Любое событие рассматривалось под углом возможной выгоды.

Она не была жадной или эгоистичной. Не шла по головам, сметая все на пути к своей цели. Просто на большинство вопросов Свете было наплевать. Просторы Галактики, проблемы экологии, финансовый кризис, человеческие пороки – все виделось ей скучной абстракцией, пока не входило в узкое пространство ее мирка.

Даже причитая в больнице об Асиной болезни, во главу угла Света ставила свои переживания.