На даче Макс тут же покорил Анечку своим умением лазать по деревьям, ездить на велосипеде без рук, ловить жуков и выслеживать чужих кошек, так что она хвастала всей дачной детворе и грозила:

— Вот мой брат вам всем такое покажет!

На кладбище парень взгрустнул — он явно не знал как себя здесь вести, особенно если взрослые затаились — говорят в пол голоса, возлагают цветы и вспоминают всякие истории про «дедушку» и какую-то «тетю Лану», улыбающуюся летнему дню с большой, самодельно оправленной в металлическую рамку, фотографии. Макс вообще не мог понять, почему все люди на этих памятниках и крестах — улыбаются, а кто пришел навестить их — плачут.

— Может мне стихотворение какое-нибудь рассказать? — предложил вдруг он.

— Да ты что! Посиди смирно, — пыталась урезонить Максима Вика. А Женя посмотрела с сомнением и неожиданно согласилась:

— Давай, рассказывай. Тете Лане понравится, она очень веселая была. Макс не знал, как встать, и в конце концов расположился лицом к фотографии, наподобие пионера, рапортующего портрету мальчика-Ленина. Задумался, поскреб затылок, оглянулся на Вику.

— А что рассказать-то? Знаю! Тише. Стихотворение А. С. Пушкина «У лукоморья дуб зеленый». Вначале ему было очень забавно стоять навытяжку среди яркого солнечного дня и могил, как у доски и рассказывать урок. Но Женя с Викой странно притихли и не реагировали на его смешки и комментарии, сопровождавшие каждую запинку. «Там лес и дол видений полны…» — добрался, наконец, Максим до страшного места, и сам, поддавшись настроению, нахмурил брови и начал слегка подвывать, как полагается, если рассказываешь загадочные и страшные истории.

15

Каникулы кончались. Вика совсем замкнулась, не решаясь поговорить с матерью: чувствовала она, что в Одессе происходит что-то неладное. Уж очень неопределенные письма приходили от Кати. Вроде все в порядке — отец выздоравливает в санатории, Катя бывает у него каждое воскресенье. Но почему сам-то молчит? Почему телефон не прозванивается — даже Августа не берет трубку?

— Да волноваться отцу не надо, вот письма и не расписывает! — успокаивал Максим. — Ты ж сама знаешь — наш отец человек железный: если врач сказали «не волноваться» — он терпит и не волнуется. Соседский Боря уехал к бабушке на Украину. Макс теперь ходил за Викой, как привязанный. Вечерами детей отпускали в близлежащий кинотеатр, что не вызывало у Вики особого энтузиазма — зачем ходить куда-то, когда дома — «видак» и полно разных лент. Но в фойе кинотеатра работали игровые автоматы, магнитом притягивающие азартного парня.

— Ты можешь и не ходить со мной. Дай только деньги, я сам сбегаю. Полчаса — и все дела. В универсаме пока пройдись, — уговаривал сестру Макс. Но она не сдавалась и смиренно, как покладистая гувернантка, сопровождала пацана, резво припускавшего прямиком через заросший бурьяном пустырь.

Викины электронные часы уже показывали пять, но в теплом воздухе, насыщенном сизым душным маревом от огибавшего пустырь шоссе, не было заметно сумерек. Наваленные штабелями бетонные плиты какого-то долгостроя, оставленные здесь, наверно, еще со времен «застоя», почти скрывала высокая трава, в которой торчали совсем деревенские лопухи, кусты репейника и закрывающегося на день цикория.

Мужчины появились неожиданно, откуда-то сбоку, словно выросли из-под земли: высокий толстяк в светлом спортивном костюме и поджарый, «грузинского» типа, с черным галстуком на белой рубашке. Толстяк с приветливым лицом михалковского дяди Степы, слегка растопыря руки, притормозил идущего впереди Максима и обратился к подоспевшей Виктории:

— Вы дети генерала Шорникова, если не ошибаюсь?

Обескураженная Вика что-то пробормотала и Максим громко отчитался:

— Я, Максим Козловский, прибывший к сестре в Москву на каникулы.

Толстяк представился:

— Капитан Степанцов, Кузьма Кузьмич. Леонид Ефимович Шорников срочно отбыл с супругой Евгенией Михайловной в подмосковную часть по секретному заданию Генерального штаба. Планы резко изменились. Нам поручено позаботиться о детях. То есть, вас, Виктория, мама попросила подождать дома, а Максима мы должны срочно переправить назад в Одессу.

— Как это, как это? Я сестру ни за что без надзора Москве не оставлю. К ней и так на улице кто-нибудь всегда привязывается, — Максим и для убедительности взял сестру за руку.

Высокий вопросительно посмотрел на брюнета, державшегося в стороне:

— Что будем делать, товарищ начальник?

«Грузин» медленно подошел, внимательно посмотрел на Максима. Максим, демонстрируя свою решимость, прижался к Виктории.

— Ну, раз такое дело, Степанцов, — повезем детей к генералу, пусть он сам решает, — сказал с заметным кавказским акцентом.

Они прошли наискось, петляя между рытвинами и трубами к кустам боярышника, отделявшим пустырь от шоссе. В тени единственной хиленькой липы покорно ждала черная «Волга», из которой вышел еще один мужчина в штатском и вопросительно посмотрел на приближающуюся компанию.

— Едем все вместе. Придется разместить на заднем сидении четверых. Давайте-ка, ребята, загружайтесь живее, время не ждет, мать, наверно, волнуется, — скомандовал Степанцов. «Грузин» нырнул первым, потом сели Максим с Викой и, наконец, Кузьма Кузьмич, плотно захлопнув дверь. Впереди находился молчаливый шофер, и тот человек, что поджидал их в машине.

— Едем к пункту главного назначения! — распорядился Кузьма Кузьмич водителю и серьезно посмотрел на детей: — Примите во внимание, дорогие ребята, дело очень серьезное. Мы нарушаем приказ командира, забирая вас в часть. Поэтому прошу сохранять полное молчание в любых обстоятельствах. Сами понимаете, уже взрослые — строгая секретность!

Машина развернулась, и судя по тому, что проспект, ведущий в центр, остался в стороне, выехала на окружную. Мужчины упорно молчали, не поддерживая бесконечные попытки Максима прояснить обстоятельства поездки. «Грузин» искоса поглядывавший ни сидевшего рядом мальчика, вдруг спросил:

— А что теперь разрешают в школе в Бога верить?

— Почему это? — удивился тот.

— Вижу, на шее у тебя крестик висит.

Максим вытащил из-под футболки золотую цепочку с амулетом, подвешенную перед отъездом в Москву Катей. («Наверно, это твой талисман?. Уж не знаю, что там изображено, не по-нашему написано. Думаю, от дурного глаза и колдовства. Так что, пусть тебя в пути защищает» — сказала Катя, с трудом защелкнув замок. — И застежка какая-то мудреная! Уж точно, не потеряется.) — Это талисман от колдовства! — показал брюнету золотой шестигранник Максим.

— Вижу, вижу, спрячь, никому не показывай — вещь хорошая, наверно, дорого стоит, — предостерег «грузин» и обменялся взглядом со Степанцовым. Тот довольно крякнул и обратился к Вике:

— Мы решили, что детям генерала Шорникова можно доверить некоторые детали нашего секретного задания… Мы все здесь — коллеги Шорникова по Афганистану, боевые, так сказать, друзья. Ситуация складывается несколько сложнее, чем мы вам вначале вынуждены были обрисовать. Не имею права сказать большего, дело военное и сугубо секретное, генерал