Но моментально сник, посерел лицом и чуть ли не уселся на каменный пол, когда Люк стал горячо благодарить его от себя и от имени той тысячи ста немецких солдат, что находились в его подчинении.

Но слово не воробей — монастырский погреб был прилично опустошен, зато немецкие солдаты изрядно повеселели.

Таллин

— Мы этой войны не желали и не начинали, но враг вторгся на нашу территорию, вероломно нарушив пакт, который сам подписал, — генерал Лайдонер шепотом повторял строчки приказа, который должен был подписать. — Надлежит действовать инициативно и смело, выполняя всем нам известную задачу — каждому на своем фронте защищать свою землю, государство и народ…

Командующий эстонской армией остановился — он физически чувствовал, как стремительно уходит время. В груди скопилось безысходное напряжение, от которого колотило все тело. Возможно, предъяви Советы такой ультиматум первыми не Литве, а эстонцам, он бы не решился настаивать на сопротивлении, слишком велико неравенство в силах.

Но литовцы отказались впускать на свою территорию новые дивизии РККА и призвали народ к оружию. Что ж — честь принадлежит не только им — полчаса назад правительство в полном составе приняло решение сопротивляться с оружием в руках. Сейчас все зависит от немцев — в мозгу генерала словно набат звучали слова германского военного атташе: «Спасать стоит только того, кто сам готов сражаться».

Это был шанс, что Германия не отдаст прибалтийские страны на съедение. Генерал в этом был уверен, ведь немецкие войска практически разгромили Францию и смогут через неделю-другую начать переброску войск на восток. Да и ответ маршала Маннергейма, несмотря на некоторую расплывчатость, обнадеживал: «Если СССР снова нападет на Финляндию, мы будем сражаться».

Несколько часов тому назад Лайдонер вызвал к себе генерала Оросмаа, начальника «Союза защиты», и приказал ему немедленно поднять по тревоге всех кайтселлитовцев, дружина которых была в каждом из 15 уездов.

Именно эти 60 тысяч бойцов, каждый из которых имел дома обмундирование и оружие, должны были атаковать русские гарнизоны, пока там не сообразили, в чем дело, а красные командиры безмятежно живут на квартирах, где на них надо и напасть. Обезглавленные оккупационные войска окажут сопротивление, но не то, на какое они действительно способны.

А еще была надежда, что 1-я дивизия, дислоцированная между Финским заливом и Чудским озером, отразит первый, самый сильный удар красных, удержит Нарву и не позволит им переправиться через реку. И хоть Эстония не смогла создать там свою «линию Маннергейма», но бетонированные доты на берегу имелись, плюс две старые крепости — Нарвская и Ивангородская, да и сама река широка, и с ходу ее не форсируют.

Части 2-й и 4-й дивизий должны были сдержать красных южнее Чудского озера, и если давление будет мощным, то отступать к Тарту, где займут позиции по Эмбе. Все же неделю-другую можно продержаться, ведь красные больше двух месяцев бились лбом в финские позиции.

— Остается только на это и надеяться, — прошептал генерал и размашисто расписался под приказом, ожесточив сердце. Выбор сделан — если предстоит война, то лучше напасть первыми…

«Фельзеннест»

— Хорошо. И вот еще что, Манштейн. Мне постоянно звонит Риббентроп, требуя распоряжений, а я понять никак не могу, что происходит в этой Литве?! Может быть, вы мне все объясните? Что говорит Йодль, прах его побери, или абвер совсем разучился работать?! Разболтались при Канарисе!

— Я говорил с ним четверть часа тому назад. Сегодня ночью литовский президент Сметона настоял на оказании вооруженного сопротивления нападению Советов и отвергнул их ультиматум!

— Неужели все так серьезно зашло?

— Да, мой фюрер! Ночью была объявлена мобилизация военнообязанных и проведен экстренный сбор военизированной организации «Шаулю Саюнга», — Манштейн скосил глаза на бумагу, что лежала перед ним, и чуть ли не по слогам прочитал литовское название: — Объявлен приказ командующего армией генерала Виткаускаса — оказать сопротивление советским войскам всеми силами и средствами. Под утро части 5-й пехотной дивизии и 2-й танковой бригады большевиков из состава оккупационного корпуса, судя по всему, попытались атаковать литовцев и сорвать мобилизацию, идут бои. Главные силы Советов, сосредоточенные на границе, начали ее переход.

— И что будет? — новость ошарашила Андрея — что-то в истории уже пошло наперекосяк. Литовцы сейчас сопротивляться вздумали, когда раньше в соответствующую позу вставали покорно по первому же требованию из Кремля?! С чего бы это?

— У Советов трехкратный перевес в пехоте, абсолютный в танках. Думаю, дня два-три они продержатся, а потом будут раздавлены. Это если не произойдет ничего непредвиденного…

— А что произойти сможет? — удивление Андрея было искренним — еще бы, такая недоговоренность в словах немного пугала.

— В Эстонии и Латвии началась мобилизация, пока в скрытном виде. Объявлен сбор военизированных формирований, якобы для учений. Произведено развертывание, судя по имеющимся данным, с целью блокирования советских гарнизонов. Части на границе занимают укрепленные сооружения, минируются дороги.

— Ничего себе! — изумление нарастало.

С чего это прибалты с цепи сорвались, ведь во всех книгах прямо как заклинание твердилось, что они радостно приветствовали красноармейцев и с воодушевлением слились в братском экстазе с «великим и могучим».

— Это война, мой фюрер! — отчеканил Манштейн и твердым голосом добавил: — Я считаю, что наши восточные границы недопустимо слабы в создавшейся новой ситуации. Необходимо принять меры по усилению войск на территории генерал-губернаторства и Восточной Пруссии, дабы не стать следующим объектом для советского вторжения!

— Я не желаю войны с Советами, Манштейн! У нас пакт!

— Я не говорю о войне, мой фюрер! Но мало ли что! Необходимо принять меры, чтобы возможные инциденты не привели к осложнениям. Такой же позиции придерживается и штаб ОКХ — генерал Гальдер уже дважды звонил, настаивая на проведении неотложных мероприятий.

— Каких?

— Немедленно начать переброску тех резервных дивизий, которые пока не задействованы в кампании на западе и вряд ли будут привлечены к боевым действиям в будущем времени. Это следующие соединения…

Андрей отупело слушал сыплющиеся из губ генерала номера дивизий, которых набиралось в изрядном числе. Не меньше трех десятков в добавление к той дюжине, что оккупировала Польшу или обжила прусские форты. А потом пошли и некоторые эскадры люфтваффе, в основном истребительные, но тут требовалось получить согласие Геринга.

Манштейн явно перестраховывался, но вот как отнесется к таким мерам Сталин? Наличие сорока дивизий германской армии, за спиной которых может появиться еще столько же в самые ближайшие три-четыре недели, прошедших бои во Франции и победивших, — это если не напугает, то наверняка насторожит Кремль.

Но и не принять такие меры рискованно, но уже для него самого. Если Гальдер договорился с Манштейном, чего в принципе не могло быть, то как поступит эта «сладкая парочка», когда он не примет их предостережений?! А если генералы решат, что он предает интересы рейха? От неприятного холодка, мимолетно пробежавшего по спине, Андрею стало зябко, и он непроизвольно передернул плечами.