— В общем, я видел в небе те глаза, которые изображены на стенах непальских ступ.

— Это точно? — решил я уточнить.

— Так, так, — призадумался Селиверстов, — точно, в небе я видел такие же глаза, какие изображены на стенах непальских ступ.

Но они были огромными, занимая часть горизонта, и были, я бы сказал, живыми. Я могу точно сказать — это были живые глаза.

Они смотрели на меня, проникая в душу. Это были живые глаза, это были сверхъестественно мощные глаза, это были добрые глаза, это были глаза, которые… Чувствовалось, что у Сергея Анатольевича не хватает слов, чтобы описать всю гамму ощущений и чувств, возникших при виде этих загадочных глаз в небе.

— Что это было, что это было? — причитал он в порыве чувств. — И самое главное — откуда-то я четко знаю, что это были глаза Защитника Тибета. Это были глаза Защитника Тибета, точно Его глаза! Они смотрели на меня, они вошли в мою душу! Они что-то передали мне, что-то очень важное! Но что? В душе что-то бередит, но не могу сказать конкретно. Эх!

— Сергей Анатольевич, а Вам не показалось? — засомневался Равиль.

— Мне? Мне показалось? — Селиверстов ударил себя кулаком в грудь. — Да мне никогда ничего не кажется! Я самым реальным и разумным летчиком в летном полку считался! Я даже сны реальные без фантазий вижу! А здесь я могу сказать честно — я видел живые глаза Защитника Тибета.

— Понятно! Это «высотка» или «горнячка»! Горная болезнь, вызываемая недостатком кислорода в воздухе, нередко сопровождается галлюцинациями фантастического характера, — послышался скептический голос Рафаэля Юсупова.

— Это я то галлюцинировал? — совсем возбудился Селиверстов. — Да я как завхоз экспедиции больше о крупах и конфетах думаю! Я прагматик, понимаете, прагматик! Галлюцинации и фантазии — не мое! А «горнячку» я столько раз в походах и экспедициях испытывал и ни разу, ни разу у меня не было галлюцинаций!

Понятно, Рафаэль Гаязович? Я могу сказать, что я реально видел в небе огромные необычные светящиеся глаза, которые я, не знаю почему, назвал глазами Защитника Тибета.

Слушая эту дискуссию, я понимал, что Селиверстов говорит правду. У меня не было сомнений в его реалистичности. Да и физически этот человек был столь крепок, что галлюциногенное воздействие на него горной болезни вызывало сомнение.

Мы с Селиверстовым расспросили по этому поводу проводника Тату.

— Он видел Глаза Мудрости. Иногда они появляются в здешних местах в небе, — как о банальном факте сообщил Тату.

— А что такое Глаза Мудрости?

— Шамбала — Обитель Мудрецов, — уклончиво ответил Тату.

Я вполне осознавал, что Сергей Анатольевич Селиверстов мог видеть мираж. Но мираж в виде необычных глаз — это было невероятно! Если мы исключали из предположений мираж, то оставалось верить только в мистические варианты. А сколько мистического и не укладывающегося в человеческое сознание порассказали нам ламы! А имеем ли мы право не верить Елене Блаватской, Николаю и Елене Рерих и другим ученым эзотерического толка? А тибетские народные предания и легенды!

Все складывалось так, что мы уже пересекли границу загадочной Шамбалы и здесь, на этой территории, где под землей, наверное, располагаются прекрасные города многоликого общества Лучших из Лучших, можно было ждать чудес, то есть, если говорить строгим научным языком, можно было ждать появления тех необъяснимых явлений, которые могли возникать как следствие функционирования сверхвысокой цивилизации, имеющей иные мыслительные и энергетические подходы к земной жизни.

Можно было представить, что глаза в небе являются голограммой, наведенной с какой-то непонятной для нас целью. Но сколько энергии надо было затратить для этого! Каков же источник этой энергии?

Любопытным было и то, что по рассказу Селиверстова глаза в небе напоминали глаза, изображенные на непальских ступах, которые мы по результатам первой гималайской экспедиции интерпретировали как глаза лемурийцев. А ведь раса лемурийцев была самой развитой на Земле! Кто знает, а может быть в загадочной Шамбале, где живут Лучшие из Лучших каждой из пяти коренных человеческих рас, главенствующую роль играют гиганты-лемурий-цы, а понятие «Глаза Мудрости», везде и всюду бытующее на Востоке, имеет отношение к глазам лемурийцев Шамбалы и воспринимается людьми как истинный символ Мудрости, вошедший в подсознание не просто эволюционно, но и генетически.

Вполне возможно, давным-давно ламы видели эти глаза в небе и перенесли это видение в виде рисунков на непальские и тибетские ступы, определяя их как глаза Мудрости и не догадываясь о том, что это глаза самых мудрых людей на Земле — лемурийцев. А возможно также, что кто-то когда-то бывал в Сомати-пещере и видел глаза того, кого Особые Люди почтительно называют «Он» и кто является защитником Царства Мертвых или Генофонда Человечества, давая или не давая разрешение войти в одну из главных обителей Шамбалы.

В ходе этих рассуждений оставалась непонятной одна деталь — понятие «Защитник Тибета», невесть откуда появившееся в голове Сергея Анатольевича Селиверстова при виде глаз в небе.

Я стоял рядом с машиной и думал об этом. В этот момент я еще не знал, что понятие «Защитник Тибета» неожиданно всплывет завтра от совсем других людей и будет связано с таинственным свечением в небе.

Таинственное свечение в небе

До Кайласа оставалось километров 80-90. Вечерело. Одна за другой проносились пылевые бури. Ночевать мы остановились в местечке Параянг, поставив палатки. Было ясно и холодно, дул ветер. Весь вечер мы не выходили из палатки. Когда стало смеркаться, Селиверстов сказал:

— Такое ощущение, что за палаткой вдруг стало светлее.

— Это, наверное, кажется. Подвинься! — сказал Рафаэль Юсупов, кутаясь в спальник. — А то расщеперился весь!

А на следующее утро мы догнали группу немецких паломников. Они собирали палатки на травянистом склоне. Мы остановились. Узнав, что мы российские ученые, а не паломники, все шестеро немцев начали наперебой рассказывать о явлении, которое они видели вчера вечером. Наконец, две женщины — фрау Маргит и фрау Эрика, хорошо говорившие по-английски, — остановили поток полунемецкой-полуанглийской речи и поведали о таинственном свечении в небе.

— Э-зл! — перебивая их, воскликнул Селиверстов. — Я же говорил, что за палаткой стало светлее. Не вышли наружу, а! Холода испугались! Эх!

— М… да…. — с досадой крякнул я.