– Я стараюсь никому не желать зла, мама, но не понимаю, как таких земля носит.

– Если он тронет мальчика, недолго земля его будет носить.

Уиллади многозначительно глянула на мать. В устах Каллы Мозес это страшная угроза.

Калла добавила:

– И я не шучу.

В тот же вечер Рас Белинджер посиживал на крыльце со свежей пластинкой жевательного табаку за щекой и с довольной ухмылкой.

В лавке у Каллы Мозес он не задавал вопросов, ему не нужны были ответы. Нет уж. Его посещения службы, и загадочное появление на Рождество с подарками для Блэйда, и сегодняшний приход в лавку имели ту же цель, что и его обращение с Джеральдиной. Ему просто нравилось мучить людей.

А все нужные ответы он узнал, наблюдая – когда не наблюдали за ним.

Скрипнула дверь. Вышла Джеральдина, присела рядом. Точнее, не совсем рядом, а чуть поодаль, чтобы он не мог дотянуться. Рас знал, пришла она лишь потому, что ей не с кем перемолвиться словом, дети не в счет. Просто чтобы ее позлить, он ущипнул ее за талию. Джеральдина вздрогнула и замерла.

– Не любишь, когда щиплют за бока?

Джеральдина отстранилась.

– Не надо.

– Ну и ладно, раз тебе противны мои ласки, не буду. Скажи спасибо, что тебя, толстуху, хоть кто-то ласкает. – Рас снова ущипнул ее. – Совсем жиром заплыла.

Джеральдина поджала губы, обреченно вздохнула. Рас потрепал ее по спине, как хозяин собаку, и весело улыбнулся.

– Я заходил узнать, как там твой сынок. – Так он называл теперь Блэйда, когда говорил о нем с женой. «Твой сынок». Ублюдок одноглазый.

Джеральдина отвернулась, пряча глаза, как всегда, когда он заводил речь о Блэйде. Рас не понимал, то ли она тоскует о сыне, то ли просто рада, что мальчик у Мозесов, и не хочет, чтобы Рас понял по ее лицу. Может, ей кажется, что ребенку там безопаснее, чем дома. Рас чуть не прыснул при этой мысли.

Он взял в кулак жидкую прядь волос Джеральдины. Не дернул, как обычно, а просто крепко схватил, чтобы не вырвалась.

– Ты бы сделала другую прическу, – сказал он. – С этой гривой смахиваешь на конягу.

По вторникам после школы Блэйд брал уроки рисования у Айседоры Прист, художницы и педагога, – у нее было чутье на способных детей. В свои шестьдесят три года Айседора замещала школьных учителей в Эмерсоне, если кому-то из них случалось захворать. Увидев однажды рисунки Блэйда, Айседора обрадовалась, будто нашла на грядке с репой бриллиант. Рисунки она обнаружила, прохаживаясь по рядам, когда дети писали трудные слова, по двадцать раз каждое, – все, кроме Блэйда. Блэйд рисовал. Айседора отобрала у него тетрадь и сразу поняла: немудрено, что грамотность у мальчика хромает. Если учесть, сколько в тетрадке рисунков, вряд ли у него остается время на диктанты.

Айседора не работала в школе постоянно, а телефонных разговоров не любила, поэтому на другой день зашла к Мозесам и с гордостью объявила Уиллади, что у мальчика есть «глаз». И, поняв, как дико это звучит, тут же поправилась: у него природный дар, какой нечасто встретишь. Что глаз видит, то рука рисует, пояснила она. И добавила, что хотела бы с ним заниматься. Можно по вторникам после уроков. Она встречала бы Блэйда после школы и вела к себе домой. Они занимались бы около часа, а потом Уиллади заезжала за ним.

Уиллади спросила, подумала ли она, сколько будут стоить уроки, а Айседора ответила: да, подумала. Нисколько. Уиллади стала возражать, и Айседора согласилась на пинту виски из «Открыт Всегда» раз в месяц. Ей неловко самой покупать, а виски в хозяйстве – незаменимая вещь.

На том и порешили.

С тех пор Блэйд по вторникам ходил с Айседорой к ней домой, а потом Уиллади забирала его – а значит, отлучалась из дома вскоре после возвращения детей из школы. Она каждый раз ненадолго задерживалась поболтать с Айседорой, но никогда не засиживалась, и не проходило и часа, как она была уже дома.

На другой день после прихода Раса Уиллади, как обычно, поехала за Блэйдом. Сван посмотрела вслед машине, махнула с крыльца. Сэмюэль помахал с поля. Той не провожал сестру, спал в сарае. Калла была занята с покупателями, но, увидев машину, сказала женщине, которую обслуживала: «Вон Уиллади, поехала за Блэйдом».

Рас Белинджер видел, как Уиллади уезжала, – видел из своего укрытия на краю леса, где сидел припав к земле, держа в руках холщовый мешок.

Он бросил взгляд на «дураково поле» – так местные жители окрестили надел Сэмюэля. Тот катил полную тачку навоза из телятника к свежевспаханной земле. Сыновья спешили ему на подмогу – не ведая, что за ними следят.

Рас прокрался к задворкам Мозесов, стараясь держаться в тени. От дерева к дереву. От куста к изгороди. От изгороди к сараям. За курятником открыл мешок и выпустил котенка.

Уиллади перед уходом поставила на плиту ужин, а Сван поручила следить, чтобы ничего не пригорело и не убежало. Сван убавила огонь на всех горелках и вышла во двор покормить кур.

Кур Сван не очень-то любила, разве что цыплят, но цыплят сейчас нет, одни старые квочки да рябой петух со шпорами как десятипенсовые гвозди. Сван отворила калитку птичника и зашла в курятник. Сняла крышку с жестяного бака в углу, зачерпнула в жестянку из-под кофе дробленой кукурузы и вернулась на птичий двор. Но, едва набрав пригоршню, услышала звук, жалобней которого нет на свете. Где-то мяукал котенок.

Кошек бабушка Калла никогда не держала. Будет с нее ястребов да ласок, твердила она. Еще не хватало, чтобы кошка ловила цыплят и мучила до смерти. Здесь, на ферме, отродясь не было кошки.

Зато теперь появилась. Сван слышала.

Она огляделась, но кошки не увидела. И отправилась на поиски. Вышла из птичника, оставив калитку настежь. Обогнула птичий двор сзади, не заметив, что куры бегут следом, требуя ужина.

Котенок – серый, пушистый, жалкий – забился под кучу хвороста, которую Сэмюэль из-за ветреной погоды не успел сжечь. Пришлось лечь на живот и просунуть под кучу хвороста руку. Сван знала, там может прятаться змея, но решила во что бы то ни стало достать котенка.

Вытащила, полюбовалась и вновь услышала мяуканье. Еще котенок.

Разумеется, одним котенком дело не кончится. Наверное, целый выводок выбросили, и этот отбился от братцев.

Сван пошла на звук вдоль изгороди – да вот он! Сидит, бедняжка, в траве, несчастный-разнесчастный. Сван и этого поймала. Прокралась к ближней рощице, а там – еще котенок. И другие пищат.

Сван и ее братья знали, насколько далеко разрешается уходить от дома. Надо оставаться «в пределах слышимости». Сван уверяла себя, что лес тоже в пределах слышимости, почти. Если громко крикнут с крыльца или со двора, то услышишь. Сван не задумывалась, будет ли слышно ее, если она закричит.

Ей не пришло в голову, что нужно будет закричать, завопить во все горло – но не получится. Разве успеешь закричать, когда тебе накидывают на голову мешок, и сразу же, в тот же миг, обвязывают вокруг рта длинный лоскут, и несут напролом сквозь чащу, и точно знаешь, что ты на пути к смерти?