Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кисти и краски столько раз спасали меня от одиночества, скуки и боли, что я хваталась за них, как наркоман за новую дозу, лишь бы унять это ноющее чувство в груди. Вот и сейчас, оставшись наедине с сомнениями и самой собой, я влезла в пятнистую от краски футболку мистера Кларка, прихватила с собой кофе и удалилась в единственное место, которое точно было моим. На террасу, где мольберт так же одиноко дожидался моего возвращения и ласк ворсистых кистей.
На холсте пока появились лишь заснеженные шапки елей и кусочек неба, уходящий в неведанные дали. Солнце уже начинало ласкать макушки деревьев – идеальный момент, чтобы запечатлеть его на века. Оранжевые блики разбавят белизну пейзажа и насытят его пустоту цветом.
Вот уж где одиночество не давит на плечи. Расправив их, как птица крылья перед полётом, я собиралась взлететь и обрести свободу. Именно так я ощущала себя перед мольбертом. Краски были моим ветром, а кисти – крыльями. Если я не знала, куда держать путь, то просто взмахивала ими и летела, куда глаза глядят.
Джейсон
Звонок мисс Джеймс слегка огорчил меня. Она позвонила как раз в тот момент, когда Мона заказала у бармена «Мохито» и бурбон «Эван Уильямс» и сбежала в уборную. Заказала шутки ради, но я был не против вспомнить вкус молодости.
Сперва я подумал, что этот звонок – предвестник катастрофы. Мисс Джеймс снова угодила за решётку, разбила мою машину или затопила мой дом ко всем чертям. Но ей просто нужна была компания. Как жаль, что я не смог её составить, потому что Мона вернулась совсем не вовремя.
– Ваша девушка? – Просто спросила она, усаживая на барный стул рядышком свою извилистую фигуру, которую в баре не оценил разве что слепец. Спросила так, словно была бы не против, позвони мне девушка, жена или даже дочь. И это безразличие отчего-то вызвало у меня раздражение.
– У меня нет девушки.
– Сложно в это поверить. – Так же ровно сказала Мона, принимая свой «Мохито» из рук бармена.
– Я так хорош? – Пошутил я, даже не напрашиваясь на комплимент.
Мона поддержала шутку и оглядела меня с ног до головы, как бы оценивая книгу по обложке.
– Не так уж и плох. – Улыбнулась она и нашла губами трубочку. – Так дома вас не ждёт никакая женщина?
Сразу три, так что я счастливчик каких поискать. Мама, Виктория и Софи, её дочурка и самое милое создание, которое вообще появлялось на свет. А я, между прочим, пеленал всех четверых младенцев своих брата и сестры, так что знал, о чём говорю и мог подписаться под каждым своим словом. Ей всего четыре, а она уже поддалась неконтролируемым чарам Джейсона Кларка.
Когда в доме Виктории и её мужа Адама намечалось торжество, Софи первой выскакивала к дверям с криками «дядя Джейси!» и замирала на полпути, если вместо меня видела какого-то другого гостя. Все её художества в виде моих кривых портретов или почти точной копии моего домика на природе, который так ей нравился и где она больше всего любила бывать, завешивали мой холодильник и стену над камином, но перед приездом гостьи я все их снял и на время отправил на чердак к остальным безделушкам. У меня гостила настоящая художница из города мастеров любых жанров, и я не знал, как она отнесётся в дилетантской галерее из каракуль и неправдоподобных пейзажей пока ещё неопытной художницы. Хотя моя племянница даже в четыре рисовала получше некоторых современных выскочек, изображающих не бог весть что и выдающих это за высокое искусство.
Хотя, моя племяшка и новая обитательница дома нашли бы общий язык, ведь обе брали кисти в руки чаще, чем вилку. Эмма сидела на кофейной диете, а Софи… что ж малышка ещё не вышла из того возраста, когда ела бы мороженое на завтрак, обед и ужин.
Но вряд ли Мона имела в виду моих женщин из семейства Кларк. Скорее тех, кто хотел бы занять их место в моём сердце, но количество мест было строго ограничено. Я бы расширил их, родись у Люка или Вики ещё один ангелочек с карими глазами Кларков, но сестра всегда мечтала лишь о парочке детишек, а брат после третьего хулигана заявил, что отказывается снова пытаться заполучить копию Софи.
– Каждый раз из Синтии вылазит ещё один я, только более красный и более шумный. – Отшучивался он. – Этой семейке уже хватит орущих мужчин, а то Синтия объявит мне забастовку.
На секунду я вернулся домой и обнял всю свою семью хотя бы мысленно. Больше в Берлингтоне меня никто не ждал. Разве что…
Я представил Мэдисон, одиноко попивающую вино в нашем баре на Пайн-плейс , а потом Карен, укладывающуюся спать на взбитые подушки, и покачал головой. Ни одна из них не питала иллюзий о совместном будущем и играла лишь эпизодическую роль, согласившись на редкие встречи пару раз в месяц, если кому-то из нас становилось слишком скучно.
– А ты? – Задал я встречный вопрос.
– Свободна как ветер. Недавно разбежалась кое с кем и пока не ищу ничего особенного.
– Так я значит – ничего особенного?
– Насчёт особенного пока не уверена, но что ничего, это уж точно.
Ровно две порции «Мохито» и «Эвана Уильямса» мы продолжали вести счёт по количеству кокетливых замечаний в адрес друг друга, но в конце концов мне начинало надоедать. Время от времени нужно перчить скукоту жизни и поддаваться флирту, но пока мой язык занимался кокетством, мысли возвращались к звонку Эммы и её грустному выражению лица. Как же сильно я понимал её чувства. Я не чувствителен, да и сентиментальности во мне на цент веса, но оказавшись за тысячи миль от привычной жизни, вспомнил, что и моему заледеневшему сердцу они не чужды.
Да, к тридцати годам становишься тряпкой, начинаешь скучать по дому и желать более глубоких разговоров, чем глупого флирта с красивой девушкой. Я отчаянно старел и не успел этого заметить, пока пропадал на работе.
Когда Мона осушила вторую порцию, я вспомнил, зачем позвал её сюда.
– Ты ведь давно работаешь в «Прайм-Тайм»? – Начал я издалека.
– Уже четыре года.
– Так ты почти ветеран.
– Что-то вроде того. Предыдущие секретари не задерживались дольше пары месяцев. С Дирком тяжеловато уживаться под одной крышей.
– Мне ли не знать. – Буркнул я. – Ты, наверное, знаешь