Мишель посмотрел на свои руки, коснулся лица, волос. В своём облике он не заметил ничего странного, необычного, но точно знал, ощущал, что где-то внутри стал совершенно другим. Взглянув в растерянное, встревоженное лицо друга, Нострадамус припомнил давний разговор. «Помнится, Сезар однажды обмолвился, что отдал бы всё на свете, лишь бы дожить до того момента, когда его стихи будет декламировать вся Франция. Что, если попросить Абраксаса выполнить его желание? Судьба уже показала мне, что я был не прав, отвергнув предложение Абраксаса. Вдруг его вмешательство поможет Сезару стать немного счастливее?» Нострадамус взглянул на друга и коснулся его плеча.

– Я попрошу его исполнить одну твою просьбу.

– Мою? Я даже не знаю…

– Ты мечтаешь дожить до момента, когда о твоём таланте будут слагать легенды. И ты доживёшь.

Нострадамус поднялся на ноги, подошёл к статуе и мысленно обратился к богу. «Ты знаешь, о чём я думаю, слышишь мою просьбу. Так исполни её».

– А-а-а-а… – Сезар двумя руками схватился за голову, в его глазах замерли удивление и страх.

– Что такое?

– Голос, я слышал его в своей голове.

– Что он сказал?

– Цена за дар жизни – дар творения, – повторил Сезар. – Что это значит?

– Что твоё желание исполнилось.

Видение оборвалось, когда комнату Мадлен наполнил пронзительный звон. Вскочив с кровати, Мадлен бросилась к окну. Казалось, все церкви Парижа одновременно ударили в набат. У стен Лувра послышались громкие голоса гвардейцев. Сквозь оглушающий звон колоколов девушка сумела расслышать крики стражников:

– В Париже началось восстание!

Глава 13. День баррикад

La voix du peuple est la voix de Dieu.

Голос народа – голос Бога.

Колокола церквей Сен-Северен и Сен-Бенуа не смолкали все утро. Разбуженные набатом обитатели Лувра в недоумении и страхе выбегали из замка. Чтобы не допустить паники, гвардейцам пришлось на время закрыть главные двери королевского дворца и запретить покидать стены Лувра.

Днем, когда из-за стен замка начали доноситься выстрелы, король собрал всех в тронном зале. Людей набилось больше, чем обычно, но ни один из них не издавал ни звука. Казалось, Лувр погрузился в немой траур. Генрих, словно успокаивая, накрыл своей ладонью руку супруги. Затем поднялся с трона, окинув подданных серьёзным, слегка унылым взглядом.

– Друзья мои, вы уже знаете, что сегодня утром враги вероломно и подло вторглись в столицу. За всеми бесчинствами, что наводнили Париж, стоит герцог де Гиз. Он в сопровождении своей армии уже вошёл в город. Но хуже всего то, что участие в восстании принимают жители Парижа. Поверив лжи де Гиза, они строят на улицах баррикады, вступая в отчаянные схватки с нашей гвардией. Я отдал приказ швейцарскому гарнизону выступить против де Гиза и подавить мятеж, но их действия пока не увенчались успехом. Поэтому я вынужден отправить следом за ними свою личную гвардию.

Сердце Мадлен бешено заколотилось в груди. Её полный тревоги взгляд выхватил из толпы Селесту. Едва сдерживая слезы, фрейлина Екатерины не спускала глаз с Фабьена, стоявшего возле короля. Гвардеец, видя тревогу в лице Селесты, улыбнулся ей одними уголками рта и чуть заметно кивнул, будто обещая, что всё будет хорошо. Глядя на них, Мадлен нервно сжимала кулаки, чувствуя боль в истерзанных пальцах. «Они оба так волнуются друг за друга. Страшно представить, что произойдет с одним из них, если второй окажется в опасности».

Король громко кашлянул, заставляя взволнованных подданных поднять на него глаза.

– Есть ещё одна неприятная новость, – продолжил он, – мне стало известно, что в нашем замке обитает предатель, повинный в сегодняшнем восстании.

Двое гвардейцев вывели в центр зала Алехандро. Увидев испанского посла, Луиза напряглась и крепче впилась пальцами в подлокотник своего трона. Мужчина держался свободно, в его прямом, чуть насмешливом взгляде не было ни страха, ни раскаяния.

– Месье Ортега, ваше предательство может стоить вам жизни, – объявил Генрих.

– Ваше величество, я подданный испанской короны. Я обладаю дипломатической неприкосновенностью, – с лёгкой улыбкой на лице напомнил Алехандро, – вы не можете отправить меня на плаху, не развязав войны с Испанией.

Генрих зло сверкнул глазами, видимо, понимая, что посол прав.

– Если де Гиз не отзовет испанских солдат из Парижа, война начнётся сама собой. И тогда, месье Ортега, вас ничто не спасёт.

– Ваше величество, могу я дать вам совет? – мягко и беззлобно произнес Алехандро. – Вам не удержать Париж, силы де Гиза велики. На его стороне Испания и Ватикан. Бегите из столицы, пока не поздно, и увозите отсюда двор.

Генрих, глядя на испанца, задохнулся от негодования. Он даже был готов отдать приказ о немедленной казни, как вдруг из толпы к нему выскочил Шико. Картинно хватаясь за сердце, шут громко завопил:

– Каков наглец! Предал Францию и смеет поучать короля! И вот этого негодяя пригрела в своей постели наша бедная королева! – обернувшись к Алехандро, шут плюнул в его сторону. – Тьфу! Не видать тебе больше ни французских харчей, ни королевских грудей! – указав на королеву, в наигранном гневе топнул ногой Шико.

Зал, и без того молчаливый в этот тревожный день, погрузился в полнейшую тишину. Раскрыв рты, придворные смотрели то на багровеющего от злости короля, то на удивленного Алехандро, то на растерянную, испуганную Луизу.

Обретя дар речи, Генрих в гневе прикрикнул на шута:

– Что ты несешь, сумасброд!

– Правду, мой король, как и всегда, – ни капли не опасаясь королевской немилости, шут развел руки в стороны.

И тогда гнев короля обратился на Луизу. Сверля её красными от напряжения глазами, Генрих, забыв о толпе придворных, выкрикнул:

– Против мужа пошла?! Против короля?!

Не зная, как успокоить супруга, Луиза поднялась с трона и постаралась коснуться его плеча.

– Не слушай грязных сплетен. Я верна тебе и Франции.

– Лгунья! Лёжа под врагом короны, сколько государственных тайн ты выдала ему?

Генрих замахнулся, желая влепить неверной супруге звонкую пощёчину, но был вынужден обернуться на голос испанского посла:

– Ваше величество, в ваших политических промахах нет вины королевы. Не опускайтесь до того, чтобы искать причину восстания в женской постели. Вы король этой страны, и вы в ответе за всё, что с ней происходит.

– Увести его! – крикнул разъярённый Генрих.

Гвардейцы окружили Алехандро и, подталкивая его в спину, повели к выходу.

В какой-то момент фрейлина поймала на себе взгляд испанца. Алехандро усмехнулся, глядя на неё. Что значит эта усмешка, девушка не поняла. Но почему-то глубоко в груди болью отозвалось навязчивое чувство вины.

– И