Мать же ходила веселая, занимаясь готовкой, мурлыкала под нос совершенно непонятную мелодию. Видимо, все шло по ее плану, и для расстройства не было причин. Однажды она так обнаглела, что пришла в нашу со Снежанкой комнату, уселась на табуретку и спросила голосом очень осведомленного человека:

– Как там твой парень, Богдан? Все еще встречаешься с ним?

Орешек, который я жевала, едва не стал у меня поперек горла от этого ее спокойного голоса и веселого взгляда.

– Да, а что? – осторожно ответила я.

– Так, поинтересовалась просто.

– Сейчас некогда. Экзамены уже на этой неделе.

– Учись, учись, конечно. Если хочешь, пирожки с картошкой на кухне. Хватит уже едой перебирать. Худющая, как скелет.

– Отъемся после экзаменов, – буркнула я, отворачиваясь к монитору.

Экзамены действительно должны были начаться уже в эту пятницу. Сначала алгебра, после украинский, биология и химия. С такими предметами я вполне могу подать документы в медицинский.

Но едва мать ушла к своей ненаглядной плазме, я бросила ручку и уставилась в окно. А вдруг она и есть ведьма? Нет, этого не может быть. Но очень похожа, просто вылитая колдунья. Ни за что не стану есть ее пирожки. У меня в рюкзаке был пакет чипсов и шоколадный батончик – хватит, чтобы не умереть от голода до утра. А там что-нибудь куплю себе по дороге в школу.

И тут позвонил Матвей. Он редко названивал в последнее время, видимо, чутье ведьмака подсказывало ему, что меня следует оставить в покое.

– Привет. – Голос сухой и предельно вежливый. – Хочешь курицу, запеченную в духовке? С картошкой, огурцами и помидорами? И шоколадные конфеты?

– Все, кроме шоколадных конфет. – Я тоже говорила отстраненно и спокойно.

– Выходи прямо сейчас, я уже жду у подъезда.

– Ты с ума сошел? Видел, который час?

– Выходи. Это срочно. Это касается Григория Луши.

И я согласилась.

Матвей встретил прямо на лестничной клетке. Сказал, что уже вызвал такси, потому что сейчас не стоит ходить по вечерним улицам, слишком опасно. Помня о нападении стаи псов, я молча кивнула. Почему-то, когда мы оба вышли на улицу и свет фонарей упал на строгое, немного широкое лицо Матвея, мне стало спокойно и даже весело.

Надоело киснуть дома и слушать вопли собственной совести. Раз я темная, то пусть ею и буду. И ничего тут не поделать. Темная из кланов Варты.

– Желанная у тебя? – спросил Матвей, когда мы спешили к подъехавшему «Ланосу».

– В рюкзаке, все в порядке.

Водитель глянул на нас, назвал сумму за проезд, и мы понеслись по сумрачному городку. На душе у меня все еще было тяжело, но, глядя, как пролетают мимо дома и высокие деревья, я вдруг подумала, что в этот вечер не придется слушать тихое стрекотание материнской плазмы, и ее шарканье не будет раздражать до зубовного скрежета. Тишина собственной комнаты и пустая кровать Снежаны не лягут камнем на сердце, и, возможно, хоть в этот вечер я стану думать о чем-то другом.

У ворот дома Матвея нас ждал Марьян Вивчар. Он был в футболке с воротником поло и джинсах. Никакого черного плаща и меча на поясе, ничего необычного и странного.

– Ты чего? – спросил его Матвей, едва «Ланос» укатил в синий летний сумрак.

– Пришел кофе к тебе попить, – сказал Марьян и посмотрел на меня.

Придирчиво и оценивающе так посмотрел, словно хотел проверить, насколько тщательно я нанесла макияж на лицо.

– Тогда заходи. Сейчас поставлю чайник. Тебе с молоком и с сахаром?

– Без молока, пара ложек сахара.

Оставалось только удивляться взаимопониманию этих двоих. Да, Матвей рассказывал, что Марьян спас его от ведьмы и огненной смерти, но я все равно с подозрением относилась к братьям Вивчарам. Они были непонятными и жесткими. У них были свои собственные правила и интересы, и нас с Матвеем они ни во что не ставили.

– Ну рассказывайте, – проговорил Марьян, едва мы зашли на кухню.

Он уселся на стул, вытянул длинные ноги и переплел тонкие пальцы рук. Такие изящные, слегка загорелые пальцы больше подошли бы пианисту или скрипачу, чем парню, орудующему мечом. Я села напротив и наблюдала за тем, как Матвей наливал воду в чайник и доставал из шкафчика жестяную банку с кофе.

У Матвея на кухне, как всегда, царил жуткий порядок. Ни одной крошки на столе, ни одного пятнышка на плите, ни одной грязной тарелки в раковине. Кофе на своем месте в шкафу, и крышка плотно закрыта. Молотый кофе, который Матвей никогда не варил в турке, а просто заливал кипятком.

– Что ты хочешь услышать? – не понял Матвей.

– Я знаю, что вы – ребята любопытные и многое умудряетесь проведать. Итак, что ты узнал, Матвей? Что тебе напела твоя мавка Руська?

– Ты следил за мной?

– Нет, не следил, но я понял ваш метод расследования. Время от времени ты наведываешься в лес и черпаешь там информацию или из документов деда, или от знакомой мавки. Наверняка вы узнали что-то новое. Хочу послушать вас и сравнить то, что услышу, со своими мыслями. Клянусь, буду с вами честным, – сказал Марьян и усмехнулся.

Эта его кривоватая усмешка как-то не вязалась с серьезными словами.

Матвей приготовил кофе: себе – с молоком и тремя ложками сахара, мне – просто черный без сахара и Марьяну – черный с сахаром. Сел напротив Марьяна, рядом со мной и четко, спокойно сказал:

– Я думаю, вернее, я просто уверен, что Григорий Луша, наш Жнец, знает, кто ведьма, и покрывает ее. И Григорий Луша – не тот, за кого себя выдает.

– Григорий Луша – Жнец?

Я чуть не свалилась со стула и обожглась своим кофе.

– Спокойно. Он Жнец Вартовых, – сказал Марьян и велел мне сунуть руку под струю холодной воды: – Прямо сейчас промой холодной водой, чтобы не было ожога.

– Он выглядит по-другому. То ли у нас классным не Григорий Луша, а кто-то другой, то ли сам Луша умеет менять облик. Но я ни разу не видел браслетов-оберегов у него на руках, – продолжал Матвей.

– Откуда ты знаешь? – спросил Марьян.

– Я нашел его настоящего на фотке, которую делал мой прадед Стефан. У деда есть фотографии всех членов обоих кланов, и ваша с Михаилом – тоже. И на снимке четко видно, что у Григория – шрам от операции на лице. У него была заячья губа, двойная. Два шрама и неровная верхняя губа. Не уродство, но такое не скроешь. У него другие глаза, другой нос, и он… не красавец, одним словом. Я не ошибаюсь, Григорий Луша – настоящий Григорий Луша – должен выглядеть по-другому.

– Интересненько… – протянул Марьян. – Ну, положим, Жнец не стал бы носить браслеты из рябиновых ягод, это ерунда для него. Чтобы изменить свою внешность, да еще так кардинально – сделать себя красавцем, – необходимо прибегнуть к сильному колдовству. А колдовство в кланах запрещено, оно карается смертью. Колдующий член Варты должен умереть, но такие приговоры выносит Жнец. Мы сейчас не говорим о браслетах-оберегах и прочей ерунде, это мелочь. Мы говорим о сильном колдовстве, которое влияет на окружающих и имеет темную суть.