Но Бертрам изменился с тех пор, как приложил руки к власти.

– Нет, – сказал он. – Я не сяду. И я рад, что вы захотели поговорить. У меня есть кое-что, что вы захотите услышать.

– Я уже достаточно слышал от вас, – отозвался Аластер. Он был абсолютно спокоен. Сценарий замечательный. – Благодаря письмам, предназначенным для моей жены. Но вам же известна поговорка о ребре Адама. То, что принадлежало ей, теперь мое. И так далее.

По лицу Бертрама пробежала мимолетная улыбка.

– Разумеется. Насколько я понимаю, вы в восторге от себя, потому что я тоже получил ваше письмо.

– Да? Я не посылал вам писем.

Бертрам сел.

– Вас удивит, что ваш прихвостень тоже это отрицает. Ага, вижу, вы удивлены. Неужели вы действительно считали, что я пойду сам? – Он усмехнулся. – Вы действительно считали, что эти документы подлинные? Их составила ваша жена – по сути, это была ее идея.

Бертрам заслуживает того, чтобы перерезать ему горло – за то, что он посмел упомянуть Маргарет. За то, что с такой небрежностью говорит о том, что должно стать его позором и бесчестьем.

Но Аластер продолжал держать руки по швам, его лицо оставалось непроницаемым. Насколько он понял, Бертрам был уверен, что сделал удачный ход.

– Я не понимаю, – сказал Марвик. – Вам придется мне все рассказать.

Бертрам вздохнул.

– Стоит ли? Все эти грязные тайны, которые вы собирали, вообразив, что это дает вам некое превосходство, – что вы собирались с ними делать? Вы и вправду вообразили, что благородные люди будут поддерживать шантаж? – Он покачал головой. – Маргарет была со мной согласна. Это просто не сделано. А если бы у вас хватило… пошлости попробовать… что ж, думала она, а я с нею соглашался, как удобно было бы, если бы ваш шантаж был направлен против вас же. Если бы доказательства, которые вы собирали, на самом деле оказались сфальсифицированы, а вы когда-либо попробовали бы воспользоваться ими, именно вас назвали бы мерзавцем.

Аластер держался очень спокойно. Папки с материалами по Бертраму, которые украла Оливия Джонсон… это о них он сейчас говорит.

– Они были фальшивыми, – тихо произнес Аластер.

– Вы глупец! – Бертрам начал краснеть. Рыжие никогда не могут скрыть такое интересное и пикантное чувство триумфа. – Разумеется, они были фальшивыми. Неужели вы в самом деле считали, что я настолько глуп, чтобы ввязываться в сомнительные сделки с землей? Но нет, вы вообразили себя куда умнее. Таким образом вы погубили сами себя, Марвик, поскольку, как вы догадываетесь, не я назначил сегодня ту встречу. От моего имени на нее отправился Скотленд-Ярд.

Аластер почувствовал, как что-то внутри него шевельнулось – быстро, но ощутимо, из-за чего сместился центр тяжести.

– Понятно, – кивнул Марвик.

Чувствовать свою правоту – чувствовать интуицию, правота которой подтвердилась с такой безумной горечью, а потом, после всего, оказаться не правым, оказаться полным слепцом: Оливия не лгала о своих намерениях.

Она попыталась использовать документы для того, чтобы шантажировать Бертрама. «У нас с вами общий враг», – сказала она.

Испытал ли герцог облегчение? Почему? Аластер глубоко вздохнул, потому что внезапно почувствовал опьянение, хоть не допил своего вина.

Бертрам истолковал его вздох, как признак отчаяния.

– Да, теперь-то вы понимаете, как все было. И ради собственного же блага вы должны верить в то, что достаточно платите своему человеку, чтобы он мог выдержать допрос. Потому что, когда он расскажет о вашей роли в этом деле, что подумают окружающие? Что вы наняли человека, чтобы он шантажировал меня документами, которые вы подделали. Полная гибель, Марвик! Вы станете невероятным посмешищем! Да, надеюсь, вы очень хорошо заплатили своему человеку.

Глядя на Бертрама сейчас свежим взглядом, Аластер заметил важные детали, на которые прежде и не подумал обратить внимание: квадратная челюсть этого человека. Его необычный рост. И его волосы – морковно-рыжие даже в полутемной комнате.

Марвик почувствовал, что кривится его губа. Аластер кое-что знал о том, как человек наживает себе врагов. Но дела Бертрама, должно быть, еще чернее, чем он предполагал.

– Возможно, вы правы, – промолвил он. – Но мне интересно знать, догадались ли вы, что нанятый мною прихвостень может быть женщиной, рыжей, по имени Оливия.

Бертрам тихо вскрикнул. А затем вскочил со стула и бросился к двери.

– Нет! – Схватив Бертрама за плечо, Аластер развернул его. А затем, испытывая огромное чувство удовлетворения, сжал руку в кулак и ударил Бертрама в нос.

Бертрам упал.

Аластер возвышался над ним, тяжело дыша. Костяшки его пальцев заныли – давно уже он не испытывал столь приятного чувства. По крайней мере после той ночи в библиотеке.

Он помотал головой, прогоняя это воспоминание.

– Умер? – спросил он.

Ответа не было.

Встав на колени, он нащупал пульс Бертрама – бьется. Очень удобно: это даст ему отличную фору.

– Не бойтесь, – проговорил Аластер, поднимаясь. – Я хорошо позабочусь о вашей дочери.

* * *

Аластер играл важную роль в составлении проекта некоторых мер в судебной реформе. Следуя за начальником тюрьмы по заплесневелому коридору, он спрашивал себя, о чем думал раньше. Очень удобно, когда пенитенциарная система находится в такой зависимости от взяточничества и коррупции.

Из осторожности начальник тюрьмы сначала заглянул в отверстие в двери, прежде чем отпирать замок. Интригующе. Во время ареста Оливия наверняка произвела на него впечатление. Судя по официальному отчету, она размахивала его пистолетом, урожая снести чью-нибудь голову.

Эта история очень правдоподобна. И чудесная система, которая у них тут работает, – ложь, деньги, плесень.

– Оставьте нас, – сказал Аластер.

Тюремщик что-то промычал, а затем пробормотал нечто невнятное, словно собирался вступить в спор. Как изобретательно! Аластер выражением лица дал понять, что он думает о подобной перспективе.

Тюремщик закрыл рот и убрал ключ в карман.

– Когда закончите, сэр…

– Ваша светлость, – тихо поправил его Аластер.

– Просто позвоните, – добавил тюремщик более подобострастным тоном. Он кивнул на маленький колокольчик, висящий у двери. – Караульный придет открыть замок.

Аластер подождал, пока стихнут шаги начальника тюрьмы. Колокольчик, железная дверь, отвратительный запах отбросов и сырости, узкая щель для подглядывания – настоящее средневековье. Прикоснувшись к засову, герцог ощутил под рукой слой холодной, липкой слизи.

Аластер толчком распахнул дверь. Через мгновение, когда его глаза привыкли к полумраку, он услышал, как Оливия вскрикнула.