подвигалось черепашьим шагом. Фрида подгоняла мастеров и добрым словом и добрыми сигарами, но в последние, решительные дни, между рождеством и Новым годом, усердие их окончательно выдохлось. Фрида в отчаянии заламывала руки и причитала:

— Боже мой, боже мой, что ж это будет! Мы не управимся!

На полу разостланы газеты, повсюду ведра с краской. Все начато и ничего не доведено до конца. Приходят монтеры. Нет, говорят они, раз не кончили штукатуры, нам браться за работу не расчет. Маляры заявляют, что нет смысла начинать, пока не управятся монтеры. Штукатуры приходят, когда им вздумается, зато уж уходят точно в положенный час. Когда на старую квартиру явились перевозчики мебели, оказалось, что переезжать еще некуда. Только долгими уговорами да пивом — целой батареей бутылок — Фриде удалось уластить взбешенных возчиков, которые, казалось, так и рвались взяться за дело.

— Но за простой, уважаемая, уж вам придется заплатить.

Фриде и тут оставалось только молча ломать руки.

Глядя, как долго и обстоятельно маляр тычет кистью в ведро с разведенным мелом, она наивно спросила:

— Вы плохо себя чувствуете, господин Мантерс?

Что только не посыпалось на нее!

— На что это вы, извиняюсь, намекаете, мадам? Вздумали подгонять нас? Это уж, извиняюсь, вышло из моды. Нет, не те времена. Ну, а если вам кажется, что другой на моем месте…

— Да что вы, голубчик, у меня и в мыслях не было!

— Должен вам сказать, мадам, что низы и верхи — это уже вывелось. Времена эти, извиняюсь, тю-тю! И в таком случае я…

— Ах, простите, господин Мантерс. Не хотите ли сигару? Вот — особенная. И прошу вас, работайте. Ведь надо же, бог ты мой, кончать.

Фрида почти плакала.

— О, извиняюсь, надо, конечно, большое спасибо, мадам!

Он откусил кончик сигары и стал не спеша закуривать. Фриду в дрожь бросало от его медлительных движений.

— Видите ли, мадам, теперь уже…

— Мне некогда, — крикнула Фрида и опрометью выбежала из комнаты. До нее еще донеслось: «О да, разумеется, извиняюсь!»

В передней он опрокинул ведро с краской. Добытая с таким трудом масляная краска разлилась по паркету. Фрида вскрикнула и пробормотала в бессильной ярости:

— Шляпа! Лодырь!

О горе! У маляра оказался превосходный слух. Он стал преспокойно заворачивать в бумагу свои кисти и стаскивать с себя халат.

— Хватит. Вы меня оскорбили. Обойдетесь без меня.

— Но послушайте, нельзя ж в последнюю минуту все бросить…

Фрида была близка к обмороку.

— Если мой муж…

— Если ваш муж сидит в Совете рабочих и солдатских депутатов… так вам можно надо мной издеваться? Мы, рабочие, теперь уже не какая-нибудь бессловесная скотинка, зарубите себе на носу!

— Да, но краска ведь по теперешним временам…

— Мало ли что бывает! Несчастный случай на производстве.

— Да, да, вы правы. Так прошу вас, работайте. Вы ведь знаете, сегодня надо непременно закончить обе большие комнаты!

— Ну, уж ладно. А волноваться никогда не следует.

Разумеется, приятно получить просторную квартиру с кухней, выложенной кафелем, газовой плитой и венецианскими окнами. Такая квартира нужна хотя бы уж потому, что у Карла теперь большие общественные обязанности. Это верно. Но зачем пороть горячку? Что за пожар? Ведь все лежит только на ней одной. Карла целый день нет дома, он занят важными делами. А рабочие, материалы и вся прочая утомительная возня — это ее дело.

И Фрида с надеждой смотрела на мать, единственную свою опору в эти дни. Сколько еще энергии в этой старухе! Ей даже удовольствие доставляет еще разок, как в былые дни, поднять пыль столбом.

II

Поздно вечером, уже в начале двенадцатого, Карл явился домой. Лампочки были всюду вывернуты, он ощупью стал пробираться по темной разоренной квартире, спотыкаясь о какие-то узлы, свертки.

— Безобразие! Шею сломишь! Эй, есть тут кто-нибудь?

Ни ответа ни привета.

— Да что тут делается?

Наконец он сообразил, что, очевидно, переезд на новую квартиру состоялся. Конечно. Черт возьми, как это ему в голову не пришло! Они, значит, уже там. Все-таки не грех бы известить его. К счастью, новая квартира неподалеку, здесь же, за углом, на Фельдштрассе, 64.

Он переезжает в богатые, барские хоромы. Да! В квартиру из пяти комнат с видом на Хайлигенгайстфельд. Даже с ванной комнатой. Что же, разве только чванливым Вильмерсам жить в шикарных квартирах? А ему нельзя? Ему, председателю жилищной комиссии Совета рабочих и солдатских депутатов?

Все они теперь прибежали к нему, елейные, угодливые, противные. Небось дрожат за свои велюровые шляпы и бриллиантовые булавки! Нет, милые мои родственнички! Времена не те! Теперь мы стоим у руля, и мы определяем курс…

На Новый год они собираются явиться к нему, в полном составе — вся родня. Что же, пусть приходят. Пусть! Уж он сумеет им показать, какая теперь музыка пошла. А не поймут — так он галантным пинком в зад выставит их за дверь. Пусть почувствуют, что наступили другие времена.

И Карл отправился на Фельдштрассе…

…Как все сразу засуетились, залебезили! Стали к нему подъезжать: «Не можем ли мы, Карл, быть тебе полезны? Не хочешь ли, Карл, расширить дело? За кредитом остановки не будет: тебе ведь известно, какие отличные связи в финансовом мире у наших зятьев. Если бы тебе понадобилась даже крупная сумма, мы, разумеется, к твоим услугам…» Ну и понятия у них! Теперь расширять дело? Теперь революция!.. У них одно на уме — сделки, нажива. Как они его уговаривали воспользоваться моментом! «Ты мог бы сейчас лопатами золото загребать, — поучал его Хинрих. — Отхвати себе магазин в центре, да с большим помещением при нем для изготовления сигар. Второго такого случая не будет. В конце концов, ты председатель жилищной комиссии!..» Ни стыда ни совести у этих торгашей! Уж одно такое предложение оскорбительно. Мещанские душонки! Представился случай — значит, лови-хватай. У него, Брентена, дела поважнее. Если он переезжает в более просторную квартиру, кто может его попрекнуть? Положение, как известно, обязывает…

Маленькая Эльфрида радостно бросилась ему навстречу.

— Тс! Тише! Ведь все уже спят? А ты почему еще не легла? Не набегалась еще?

И он весело подхватил девочку на руки.

Фрида с матерью, ползая на коленях, скребли пол. Фрида окинула Карла беглым взглядом и сказала:

— Пожаловал наконец?

Он искренне удивился, увидев, как много сделано со вчерашнего дня. Побелены потолки, оклеены стены. Обои в розах — или это цветы «фантази»? В общем — недурно. И оконные рамы покрашены. Он взглянул на мать и дочь. Старая Хардекопф трудилась наперегонки с Фридой.

— Здесь что будет, столовая или спальня? — скромно спросил Брентен.

— Ну конечно, столовая, — проворчала Фрида, выкручивая тряпку.