– Просто расставить повсюду все имеющиеся приборы и получить все возможные в этой ситуации данные для анализа?

– Только это и остается, – печально согласился доктор. – Ладно, пойдем отсюда. Пусть дальше роботы возятся, а мы будем думать.

Следующие дни лично для меня оказались заполнены смертной тоской и скукой. Посадив корабль рядом с исследовательским, я получил возможность гулять по окрестностям и заходить в гости к ученым, но по факту делать мне здесь было по-прежнему абсолютно нечего. Впрочем, ситуация в целом тоже выглядела не особо интересной.

Григорьев со своей командой продолжал все так же усердно снимать показания с приборов, становясь при этом все мрачнее и мрачнее. Объект, построенный облачниками, исправно открывал все новые и новые окна далеко в небе. Планета неуклонно двигалась к звезде.

Я как-то раз попробовал было почувствовать повышение температуры окружающей среды, но безуспешно – скафандр надежно экранировал меня от всех энергетических воздействий. Впрочем, Умник в ответ на заданный вопрос сообщил, что за последний месяц поверхность планеты действительно довольно сильно нагрелась.

Собственно, местное солнце и само стало выглядеть заметно больше. Тревожное ощущение.

– Кэп, с вами хочет поговорить капитан Норвуд. Соединить?

Вопрос Умника оторвал меня от бесцельного пинания небольшого булыжника. Прошла всего неделя после нашего прибытия на планету, но и та уже успела надоесть мне по самое не могу. Дел здесь никаких не было и не предвиделось, а общаться с раздражительными учеными, страдающими от невозможности понять хоть что-либо об объекте их исследований, оказалось выше моих сил.

Оставалось только пинать камешки снаружи корабля, пить кофе внутри и с нетерпением ждать, пока отработавшая свою смену Энни не вернется ко мне в очередной раз.

Пожалуй, с действительностью меня сейчас примиряли только проводимые в ее объятиях ночи. Но вот днем по-прежнему было невыносимо скучно.

– Да, конечно, соединяй.

– Здравствуйте, наблюдатель, – послышался голос капитана.

– И вам доброго времени суток, – осторожно ответил я, гадая, зачем мог ему понадобиться.

– Скажите, у вас найдется пара часов для того, чтобы со мной пообщаться? Есть один интересный момент, и я бы очень хотел услышать ваше мнение.

– Да, это не проблема. Могу прилететь хоть сейчас.

– Это было бы замечательно, – согласился собеседник. – Я буду вам очень признателен.

Продолжая размышлять о том, что от меня потребовалось Норвуду, я забрался к себе на корабль и отдал приказ подниматься в космос.

Никто из ученых не придал нашему отлету никакого значения.

– Заходите, – предложил Норвуд, когда срочно разбуженная Лиза довела меня до дверей указанной им кают-компании. – Бар, два бокала «Земли».

Такого названия я еще не слышал. Но, судя по всему, тоже какой-то интересный коньяк. Или виски, кто его знает… Оказалось – коньяк.

– Присаживайтесь, наблюдатель. Если позволите, я перейду сразу к делу.

– Да, конечно, – я взял емкость с темным напитком, слегка пахнущим орехами. – Слушаю вас.

Некоторое время капитан задумчиво катал в руках свой бокал, пытаясь сформулировать свои мысли. Затем вздохнул.

– Скажите, наблюдатель… Как вы думаете, насколько реальны шансы на то, что все наши корабли смогут вернуться обратно?

Вопрос застал меня врасплох. В моем мире всегда было аксиомой то, что мы с Умником однозначно везде успеем и все сможем. А вот остальные…

– Хм.

– Ваш кораблик разгоняется в двенадцать раз быстрее линкора, – продолжил Норвуд, заметив, что я замялся с ответом. – Поэтому о вас мы речи не ведем. Но у меня есть сомнения в том, получится ли долететь до нужной точки у остальных.

Я принялся размышлять, вспоминая все то, что мне было известно про аномалии.

– Интересный вопрос. Переход держится пять минут шестнадцать секунд. Какое расстояние вы можете преодолеть за это время?

– Около двенадцати с половиной тысяч километров, если не будем тормозить, – тут же ответил собеседник. – Но необходимо заложить время на возможное первоначальное маневрирование. В итоге уверенная дистанция снижается минимум в два раза.

– Значит, шесть тысяч километров… Лиза, свяжись с Умником, узнай у него, какой был разброс между расчетными и фактическими местами появлений переходов в то время, когда мы занимались их изучением.

– Уже узнала, Алан. Минимальная погрешность составляла двести тридцать километров, максимальная – двадцать пять тысяч двести одиннадцать километров. Восемьдесят процентов случаев укладывались в диапазон от восьми до двенадцати тысяч километров.

– Дьявол… Похоже, есть проблема, – пробормотал я.

Капитан ничего на это не ответил, лишь прикрыл глаза, смакуя аромат коньяка, затем сделал осторожный глоток и с улыбкой откинулся на спинку дивана.

До меня неожиданно дошло, что он уже давно все посчитал, а сейчас просто позволил мне самому сделать те же самые выводы.

– Вы знали?

Норвуд, все так же улыбаясь, кивнул и сделал новый глоток.

– Лиза, какая часть случаев сопровождалась погрешностью, укладывающейся в диапазон от ноля до шести тысяч километров?

– Двенадцать процентов, Алан.

Я замолк, пытаясь понять, что можно предпринять в такой ситуации. Пожалуй, расстояние, доступное линкору, на деле окажется чуть большим – не обязательно же кораблю…

– Не пытайтесь, Алан.

– В смысле? – я с непониманием уставился на Норвуда.

– Вы сейчас думаете о том, что можно потратить меньше времени на маневрирование, увеличить нагрузку на двигатели, сделать более резким ускорение… Не старайтесь. Я уже сутки над этим размышляю. К сожалению, маневры окажутся даже более длительными, чем мы сейчас предполагаем. Скорее всего. Разумеется, есть шанс, что корабль окажется нацелен точно на переход, но с огромной долей вероятности разворачиваться нам все же придется. Что же касается ускорения, то я, конечно, смогу выжать из двигателей лишние двадцать процентов мощности. Но это в совокупности все равно даст нам цифру в шесть-семь тысяч километров. Если мы окажемся за пределами этого радиуса, то просто не успеем.

– Согласно подсчетам, будет три попытки…

– У вас устаревшие данные, – махнул рукой капитан. – Неизвестно, что именно тормозит планету, заставляя ее валиться на звезду, но процесс явно усиливается. И сейчас до этого знаменательного события у нас остается всего две возможности для возвращения, а не три.

– Я не знаю, что сказать.

Норвуд кивнул.

– Вот и я тоже не знаю, что сказать экипажу, наблюдатель. Говорю с вами, как с самостоятельным офицером флота, но с ними пока что не могу. И у меня в связи с этим есть к вам одна просьба. Поговорите, пожалуйста, о ситуации с доктором Григорьевым.