Как и говорила разведка – на 4-м этаже лестница кончилась. Сплошной завал из свежезалитой цементом арматуры лишал иллюзий относительно перспектив безопасного продвижения. Серая закрытая двустворчатая дверь разделяла растянувшуюся вдоль стены группу и укрепившихся на офисном этаже солдат противника. Усиленный слух выхватывал тяжелое дыхание множества людей, короткие перебежки и лязг затворов. Коротко обсудив обстановку, Сергеенко приказал взорвать двери направленным зарядом. Створки с силой бросило внутрь помещения и шквал автоматного огня обрушился на забегающих следом бойцов 30–30. Солдаты Валентина Сергеенко аккуратно заполняли помещение, не останавливаясь под пулями и не перекрывая друг другу линию огня. Они в полный рост принимали на себя автоматные очереди надеясь только на прочность брони и рефлексы, позволявшие им метким огнём поражать укрывшихся за столами, хлипкими фанерными перегородками и мешками с песком врагов. Весь этаж в мгновение ока превратился в месиво, увешанные керамическими щитками штурмовики перемалывали линии обороны врага не обращая внимания на раны и не замедляя шага. Капитан уверенно продвигался по этажу в окружении летящих бумаг, взрывающихся мониторов и брызг стеклянных перегородок стреляя на ходу из карабина по имеющим неосторожность раскрыть свою позицию солдатам. Каждое попадание 'живодёра' калибра 12.7 было для врага фатальным, ответный же огонь стрелкового оружия укрепившихся солдат в чёрном сильно уступал в эффективности и зачастую лишь высекал искры из кинетических экранов стремительно приближавшихся неуязвимых големов. Взрывы гранат лопали закалённые окна как мыльные пузыри, летящая всюду шрапнель рвала плоть не разбирая своих и чужих. Враг действовал хаотично, не владея обстановкой на поле боя, а постоянно напирающая волна штурмовиков Сергеенко не давала ему шанса перегруппироваться и отступить, подавляя и уничтожая их одного за другим. К концу 7-и минутного боя весь этаж был будто прокручен в огромной мясорубке. Мебель смешалась с оргтехникой в кучи бесформенного лома, разбитые лампы свисали с потолков, а в стенах зияли огромные дыры. Редкие уцелевшие окна покрывала паутина трещин и всё пространство было залито кровью. Даже в полумраке было отчетливо видно, что стены, пол и потолок были расписаны ошмётками тел, сгустками и торчащими тут и там конечностями. Ни одного живого человека после ухода штурмовой группы на этаже не осталось.

Очевидно, до врага дошло, что он имеет дело с необычным противником, проходящим через его ряды как горячий нож через масло. Поэтому он быстро сменил тактику и следующее сражение застало отряд 30–30 на очередном лестничном марше. Обильно забросав наступающих гранатами с верхнего пролёта люди Макарова вынудили штурмовиков вжаться в стены. В замкнутых пространствах взрыв десятка наступательных гранат имел серьёзный разрушительный эффект. Отряд понёс первые серьезные потери, и не успев оправиться от нападения – получил удар в спину от затаившихся этажом ниже солдат врага. Плотный огневой контакт на короткой дистанции в узком коридоре был яростным и скоротечным. Хоть отчаянная атака врага и не смогла серьёзно замедлить продвижение группы, Валентину всё же пришлось вызвать оставленных несколькими этажами ниже бойцов для эвакуации раненых товарищей в фойе башни, где арьергард вёл всё более интенсивное сражение с постоянно прибывающими на подмогу противнику подкреплениями. Горящие на площади бронетранспортёры освещали арену кровопролития явно давая понять обороняющим зону высадки о сужающемся окне возможностей для эвакуации.

Постоянно уменьшающийся отряд капитана Сергеенко продолжал упорно двигаться к цели, оставляя за собой реки крови и десятки тел. Кинетические щиты на бойцах уже были сильно потрёпаны постоянными попаданиями пуль, от некоторых и вовсе остались одни крепления. То тут, то там осколок гранаты или удачно выпущенная пуля находили слабость в броне, калеча и раня накачанных стимуляторами солдат Советского Союза. Незначительные раны игнорировались до поры до времени, пока потеря сил не становилась препятствием для движения дальше, тогда боец оставался позади, следить за тем, чтобы обратный путь оставался свободным.

По мере приближения к цели таяли не только людские ресурсы, но и боекомплект – ужасающие по своей эффективности на небольших дистанциях боя крупнокалиберные карабины с антигуманными осколочно-разрывными патронами уступали место скорострельным пистолет-пулемётам с барабанным питанием, которые в свою очередь так же пустели, насыщая своим смертельным грузом тела оказавшихся на пути отряда людей. Сконцентрированные на крайне тяжелой задаче бойцы не имели роскоши разделять в этом бою цели по степени опасности, для каждого из них существовало лишь две категории участников: товарищи и враги. Поэтому немногочисленные гражданские, волей злого случая оказавшиеся в этот час на поле боя, не смогли избежать печальной участи оказавшись посреди сражения.

В последние двери на двадцать седьмом этаже входило всего пятеро помятых штурмовиков. Прикрывая визор шлема от пуль левой рукой, правой Валентин на бегу стрелял из длинноствольного револьвера, справа его обогнал другой боец, у которого из оружия остался лишь угрожающих размеров нож, которым он, перемахнув через укрепления, рассчитанными движениями принялся разить ошеломлённых врагов. Завладев их оружием, он поддержал товарищей огнём с фланга, дав остаткам отряда возможность перевооружиться с тел павших врагов. Последний оставшийся рубеж обороны противника мало отличался от уже пройденных ранее, но четыре израненных бойца с наскока уже не могли бы его взять.

Валентин ощутил холод и слабость, осмотрев себя, он понял, что тяжело ранен – левая сторона его густо покрытой липкой багровой коркой бронированной кирасы была словно пожёвана бегемотом. Из многочисленных трещин сочилась кровь. Он понимал, что скоро начнёт терять силы и устроил перекличку между бойцами, чтобы оценить ситуацию и возможность вызова резерва. У подножия было жарко, несмотря на все старания артиллеристов не подпустить подкрепления к Сити – люди и техника продолжали прибывать. У ребят в фойе постепенно заканчивались боеприпасы, хотя пока ситуация и оставалась стабильной – возвращаться придётся быстро. Ему удалось собрать ещё четверых солдат из резерва из числа наименее пострадавших и вызвать к себе. Дождавшись их прибытия, они двумя командами пошли на прорыв, предварительно закидав позиции врага оставшимися гранатами.

Вот он, заветный сейф. Измождённые бойцы в окружении разрухи и смерти смотрели на этот металлический ящик, каким-то чудом совершенно не пострадавший в только что закончившемся сражении. Из разбитых оконных проёмов было видно, как внизу свежие подкрепления врага зажимали товарищей всё глубже. Стряхнув с себя оцепенение, Валентин приказал открыть сейф. На вскрытие замков ушло ещё какое-то время, а обстановка внизу так накалилась, что Валентину пришлось отправить на усиление арьергарду всех оставшихся на лестнице бойцов. Одна из их бронемашин была подбита, тела погибших придётся оставить – в десантный модуль оставшейся едва влезут все раненые, а кому-то даже придётся держаться снаружи.

Всё, содержимое сейфа в сумке, но капитану уже требуется помощь в передвижении, сам он едва стоит на ногах от большой кровопотери. Пролёт за пролётом, офис за офисом, по щиколотку в останках убитых людей среди мебельного лома они спускались вниз, туда, где кипел новый бой. Яростная схватка, в которой уже бойцы 30–30 играли роль загнанных в угол мышей, прижатых к земле огнём крупнокалиберных пулемётов и пушек бронетранспортёров. Товарищи оставили Валентина с другими тяжело ранеными бойцами в относительной безопасности, а сами выдвинулись на позиции обороняющих вход. Уходить сейчас не было никакой возможности – их броневик просто сожгут при попытке выскочить на дорогу. Один из ТАКТов продолжал вести бой рядом с солдатами, а второй куда-то пропал, так же бойцам удалось дерзко с боем пробиться к подбитому транспорту и достать из трюма пару крупнокалиберных полуавтоматических пушек на треногах, что несколько снизило накал сражения и выиграло отряду время.