кампании, — напомнил контрразведчику атаман. — И, среди прочих, упоминал о ста тридцати тысячах пленных.

— Так Пилсудский не согласится отдать их до окончания боевых действий, — замотал головой полковник. — Ведь у красных поляки в плену тоже томятся.

— Много? — прищурил глаз парагвайский комбинатор.

— Тысяч тридцать уж, во всяком случае, наберётся, — пожал плечами разведчик. — Большевички в прошлом году наступление на Варшаву начинали бодро.

— А как обстановка на Западном фронте сейчас?

— Дело идёт к замирению, осталось лишь документально зафиксировать сложившуюся границу между странами.

— Значит, уговорим поляка, — ободряюще похлопал Кондрашова по плечу Алексей.

— Надо бы сперва красных как–то уговорить, — скривил губы полковник. — Кто нас в Крыму станет слушать?

— Прикинемся комиссарами из Москвы, — указав рукой на дирижабль, предложил Алексей. — Кожаные куртки Сёма нам достанет, мандат нарисуем. Нам бы только в штаб попасть, а там, по ходу дела, разберёмся.

— Дубликат подходящей печати у меня имеется, — признался запасливый красный начфин. — И курточки комиссарские на рынке прикуплю, но вот образины у вас, господа, не подходящие.

— Что не так? — нахмурился Алексей.

— Рожи не те, — ухмыльнулся Сёма. — Ты, батюшка, на себя в зеркало давно смотрелся?

— Бороду сбривать не стану, — сжав губы, скрестил руки на груди Алексей.

— Да тебе, бугай, не только бороду обрезать надо, но заодно и рост укоротить на полметра, — захихикал толстый коротышка. — Двухметрового бородатого здоровяка от людских глаз не спрячешь. Молва о верзиле–анархисте далеко разошлась.

— Лады, буду парламентёром от батьки Махно, — нашёл новый образ лицедей. — Бумагу от атамана есть чем заверить. Не зря же, при бегстве из лагеря анархистов, копию полковой печати с собой прихватил.

— А я, чем тебе, Сёма, нехорош? — нахмурил брови полковник контрразведки.

— Вы, ваше благородие, похоже, ещё в кадетском училище железный лом проглотили, — оценив офицерскую выправку фронтовика, ухмыльнулся толстячок–тыловичок. — Да и на холёной физиономии благородное происхождение выгравировано. Нет, «белую кость» пролетарской кожанкой не прикроешь, при каждом движении выпирает.

— Хорошо, Сёма, на одной кожаной куртке ты сэкономил, — согласился с доводами прижимистого начфина Алексей. — Царский полковник походит в своей шинельке без погон, он у нас будет военспецом.

— За военспеца сойдёт, — прищурив глаз, махнул пухлой ладошкой Сёма и отправился на турецкий рынок за двумя кожанками.

Однако когда дирижабль парагвайцев уже приземлился на поле близ Севастополя, маскарадные костюмы подвели лицедеев.

— Что–то уж больно справная на вас одёжка, — с подозрением рассматривая новенькие, без потёртостей, куртки, проявил бдительность начальник полевого патруля.

— Ты бы, товарищ, лучше в наши мандаты вглядывался, а не завидовал форме, — не желал признавать свою промашку Сёма.

— В печатях я не больно–то сведущ, — неуверенно повертел бумажки в мозолистых руках пролетарий и с прищуром уставился на холёное личико лже–комиссара. — А вот физиономии у вас подозрительные.

— Как же по твоему должен выглядеть полковой начфин? — нахмурил брови важный толстячок.

— Ну коли начфин, то… да, — неохотно вернул Сёме мандат начальник патруля и с ещё большим сомнением вперил взгляд в здоровенного бородача в мохнатой папахе. — А вы, товарищ Ронин, действительно от батьки Махно к нам пожаловали?

— От него, — кивнул Алексей.

— Тогда я должен вас, товарищ, разоружить, — указал взглядом на кобуру с маузером патрульный.

— Это ещё почему? — нахмурился бородатый союзник. — Анархисты же, браток, вместе Крым у Врангеля отбивали.

— За помощь пролетариату спасибо, товарищ анархист, но политика ныне перевернулась, — чувствуя неловкость, потупил взор бывший соратник. — Теперь пролетарии анархистам не братья.

— Видать, я сильно отстал от жизни, пока по небу в турецкую сторону летал, — качнул головой в сторону дирижабля Алексей. — Поясни, мил человек, что на земле приключилось.

— Погнали давеча наши анархистов из Крыма, теперь на Гуляйполе войной пойдём, — с тяжёлым вздохом признался солдат. — Я тебя, товарищ анархист, должен сейчас арестовать и в штаб доставить.

— Так нам туда, дружище, и надо, — послушно снимая кобуру с маузером, улыбнулся Алексей. — Только сделай милость — не таскай нас по караулкам, веди сразу к командующему Восточным фронтом, Фрунзе.

— Михаил Васильевич человек занятой, — слегка оробел солдат и переглянулся с товарищами.

— Так у нас к нему дело от самого батьки Махно, — указал пальцем на зажатый в руках патрульного мандат Алексей. — Веди парламентёров в штаб, там командиры разберутся.

— А этот с вами? — бросил настороженный взгляд на фигуру в офицерской шинели красноармеец.

— Военспец Кондрашов, — коротко кивнув, представился бывший полковник.

— Он со мной, — взял за рукав спутника красный начфин и успокоил: — И без оружия.

— Ну, если без оружия, то пошли, — наматывая ремень кобуры изъятого маузера на руку, мотнул головой начальник патруля.

Красноармейцы окружили странных гостей и отконвоировали в штаб фронта. Семён сразу потребовал, для подтверждения полномочий, телеграфировать о своём появлении в Севастополе Троцкому. Кондрашов остался с Сёмой, а Алексея отвели в кабинет Фрунзе. Главную роль в такой оперативности красного секретариата сыграл не анархистский мандат с печатью, а легко узнаваемая персона самого батюшки Алексея. Идентифицировать столь колоритную фигуру труда не составляло.

После дружеского рукопожатия и короткого обмена взглядами, хозяин кабинета предложил странному гостю занять стул по другую сторону заваленного бумагами стола.

— Итак, товарищ Ронин, что привело вас в Севастополь? — поправив накинутую на плечи солдатскую шинель, с интересом уставился на знаменитого анархиста Фрунзе. — Я слышал: вы вроде бы сбежали от батьки Махно в Южную Америку.

— Эмигрировал, — внимательно рассматривая обрамлённое короткой бородкой волевое лицо моложавого командующего, внёс поправку Алексей и объяснился: — Мне в Парагвае люди нужны, а у вас тут излишек образовался. Вот и подбираю изгоев, где только удаётся.

— И много уже нашли?

— Двадцать пять тысяч душ, — не стал темнить анархист.

— Не арестованных ли белогвардейцев вы имеете в виду? — недовольно поморщился Фрунзе.

Он лично обещал не трогать оставшихся в Крыму белых офицеров, но слово заставили нарушить нагрянувшие из Москвы комиссары. Людей обманом выманили прийти для регистрации и задержали, объяснив необходимостью длительного оформления документов. Теперь бывшие белогвардейцы содержались за колючей проволокой, и участь ждала их незавидная.

— В этом вопросе я вам,