империю Микеланджело отговорил флорентийский купец Томмазо да Тольфи. Он объяснил, что султан придерживается строгих мусульманских взглядов на изображение фигур, иными словами, терпеть не может живописи и скульптуры, а значит, служба Микеланджело при его дворе неминуемо ограничится архитектурными проектами. Тиберио Кальканьи написал на полях соответствующего фрагмента в «Жизнеописании» Кондиви: «Все это так и было, и он говорил мне, что уже изготовил модель»[539].

Недостоверная история, излагаемая в анонимном «Кодексе Мальябеки» (см. выше), где упомянуты злобные и язвительные выпады Микеланджело против Леонардо, свидетельствует о той тревоге и волнении, которые мастер испытывал в это время. Микеланджело якобы завладел трупом представителя влиятельного семейства Корсини и вскрыл его. Вполне понятно, что Корсини пришли в ярость и пожаловались гонфалоньеру, но тот воспринял всю эту ситуацию с юмором, заметив, что «если Микеланджело и сделал это, то ради искусства». На период нахождения Содерини у власти пришлись несколько смертей членов семейства Корсини, но по датам подходят Джованфранческо Корсини, умерший 6 июня 1506 года, и Себастьяно Корсини, умерший 5 августа. Почти небрежно, между прочим автор «Кодекса Мальябеки» говорит, что Микеланджело был «отлучен от церкви за то, что пролил кровь одного из Липпи». Иными словами, он подрался с кем-то, возможно бился на поединке с применением оружия, и получил запрет появляться в том квартале, где жила жертва[540].

Шли месяцы, а глава Флорентийской республики гонфалоньер Содерини все никак не мог улестить, умолить или запугать Микеланджело, заставив его вернуться в Рим. «Вы исчерпали терпение папы римского так, как не осмелится даже и король Франции, а посему он более просить не будет. Мы не хотим вступать с Его Святейшеством в войну из-за Вас и ставить под угрозу само наше государство; посему готовьтесь возвращаться»[541][542].

Даже Юлий II, который приобрел печальную известность своей вспыльчивостью, проявлял к Микеланджело удивительное терпение. Наконец в сентябре Микеланджело сдался, согласившись вернуться на службу к папе. Однако к этому времени Юлий успел отбыть из Рима. В конце августа положение на шахматной доске итальянской политики радикально изменилось после внезапного диагонального хода, передвинувшего римские фигуры на север, иными словами, после атаки, возглавляемой не кем-нибудь, а самим римским понтификом. Целью его кампании было вернуть Болонью, которой издавна фактически правило семейство Бентивольо, под контроль папской власти, где, по крайней мере по мнению Рима, ей и надлежало находиться.

В первый раз, когда Микеланджело выехал навстречу победоносно продвигавшемуся Юлию, он, преодолев только части пути, вернулся во Флоренцию: трудно сказать, помешал ли ему хаос войны, или он просто испугался[543]. Он наконец примирился с Юлием лишь в конце года, когда тот завоевал Болонью и вершил там суд.

11 ноября Юлий, чествуемый подобно древнеримскому триумфатору, своему тезке Юлию Цезарю, во главе торжественного шествия проехал по Болонье в собор Сан-Петронио, дабы возблагодарить Господа за победу[544]. Спустя десять дней кардинал Алидози, который главным образом вел дела папы, отправил флорентийскому правительству краткое суховатое послание с требованием немедля направить к понтифику Микеланджело, поскольку Его Святейшество намерен поручить ему важную работу[545]. Удивительным образом флорентийцы послали ответ, содержащий рекомендации, как обращаться с этим неуживчивым, но блестящим молодым человеком: «Нрав его таков, что, если обходиться с ним любезно, он сделает все. Потребно выказывать ему свою любовь и всячески поощрять его»[546]. Иными словами, Содерини (и Макиавелли) извлекли важный урок: чрезвычайно важно было обращаться с этим художником как с равным, как с благородным синьором, а не со слугой.

И вот наконец Микеланджело предстал перед папой и испытал унижение, о котором с горечью вспоминал почти два десятилетия спустя, сетуя в письме 1523 года: «[Я] вынужден был туда отправиться и с веревкой на шее просить прощения»[547]. Как поведал сам Микеланджело Кондиви, в ту пору он еще не оправдал надежд папы и не продемонстрировал истинного покаяния. Не успел он дойти до главной площади Болоньи, как по пути в собор Сан-Петронио, где хотел слушать мессу, столкнулся с папскими слугами, которые отвели его в расположенный по соседству дворец пред очи Юлия.

Едва завидев Микеланджело, папа гневно воззрился на него и промолвил: «Ты должен был прийти к нам, однако вздумал ждать, пока мы к тебе придем». Впрочем, если оставить в стороне суровое выражение лица, эта фраза более напоминает шутку, нежели угрозу: это ему, папе, пришлось отправиться на север, дабы встретиться с Микеланджело, а не скульптору – на юг, как было ему велено. Микеланджело в ответ не стал униженно молить о прощении. Он преклонил колени, просил извинения, но объяснил, что поступил так в раздражении оттого, что его позорным образом удалили от папского двора, фактически изгнали.

Выходило, что он все же возлагает вину за произошедшую размолвку на Юлия, однако понтифик выместил свой гнев на «некоем епископе», которого флорентийский кардинал Содерини, брат гонфалоньера, послал уладить щекотливое дело примирения. Придворный попытался было объяснить, что живописцы и ваятели невежественны во всем, что не касается непосредственно их собственного искусства, и тут Юлий вышел из себя: «Это вы его унижаете, а не мы! Это вы невежественны, это вы жалкий тупица, а не он! Убирайтесь с глаз моих, видеть вас не желаю!» По крайней мере, так предпочел запомнить этот неловкий эпизод Микеланджело, в мемуарах которого он предстает оскорблением, нанесенным постороннему, и завуалированным комплиментом в его собственный адрес – в адрес художника[548].

Теперь мастеру дали еще одно нежеланное поручение: отлить монументальную бронзовую статую Юлия II в ознаменование победы над Болоньей. Папа жаждал получить статую как можно скорее, а даже в лучшем случае Микеланджело был хронически склонен недооценивать время, потребное для завершения заказа. О его неумении рассчитывать период работы свидетельствует комическое обилие деталей в письмах, отправленных им из Болоньи, пока он занимался изготовлением этой второй своей бронзовой статуи, трехметрового изваяния сидящего Юлия II, посредством коего предстоятель Господа на земле чаял нагнать страху на жителей Болоньи.

В первом же письме, посланном 19 декабря брату Буонаррото «в лавку Лоренцо Строцци, цеха шерстянщиков», Микеланджело предрекал, что изготовление колоссальной статуи Юлия потребует всего-навсего нескольких месяцев: «И если, как и прежде, Бог не оставит меня своей помощью, я надеюсь к Пасхе завершить здесь то, что наметил, вернуться к вам [во Флоренцию] и исполнить во что бы то ни стало свои обещания»[549]. С каждым следующим письмом дата завершения заказа отодвигается все дальше и дальше, месяц за месяцем.

К концу апреля 1507 года