В общем, братуха, ты понял, в какой жопе я нахожусь. И верю, ты сможешь что-то придумать, как-нибудь выдернуть меня из нее. Понимаю, что такие дела быстро не делаются, но я готов терпеть. Готов ждать, сколько потребуется. Вернее, сколько удастся. И до лета, я думаю, продержаться сумею. Если, конечно, за это время ничего не изменится.

А теперь парочка просьб, которые, я надеюсь, выполнить тебе будет нетрудно.

Во-первых, хорошо бы как-нибудь поощрить материально того человека, через которого дошла до тебя эта весть обо мне. Он еще не раз пригодится в качестве одного из пролетов моста, который, надеюсь, будет надолго налажен между мной и братвой. Этот мужик однажды уже спас мне жизнь – когда мы с Блондином валили с зоны под сплавным плотом и чуть не потонули в Ижме. Ты знаешь эту историю. И, думаю, понимаешь, что этому человеку я вполне могу доверять.

А теперь, во-вторых. Прошу тебя, брат, пригляди за мерзавцем Ханоевым. Я не исключаю того, что могу нажить от него не один большой геморрой. Вот только принимать против этого чеченского пса какие-то радикальные меры, считаю, еще рановато. Если с ним сейчас что-то произойдет, это может насторожить кума.

Впрочем, не мне тебе объяснять, что делать с Ханоевым. Поступай с ним, как сочтешь нужным. Уверен, не ошибешься. Конечно, я бы очень хотел лично разобраться с этим подонком, но не в моем положении об этом мечтать. И, скорее всего, возмездие настигнет Хана в мое отсутствие. Тогда пусть он хотя бы сдохнет не сразу. И пусть успеет понять, за что умирает. Передайте скотине прощальный привет от меня.

Вот, в общем, пока что все. Будет что новое, напишу. И надеюсь, мой канал связи окажется надежным и просуществует до того счастливого дня, когда я вновь окажусь на свободе.

Никому из братвы приветы не передаю. Сам понимаешь, боюсь, как бы через какую-нибудь скрытую суку до кума не дошла информация, что я сумел выйти на связь с зоной. Чем меньше народа знает об этой записке, тем меньше возможность спалиться.

Жду ответа.

Костоправ».

Я, хоть и знал ее наизусть, все равно еще раз пробежал глазами маляву и грустно улыбнулся, представив, с какими кривыми ухмылками будут кум и компания читать мою писанину, если она, не дай Бог, попадет в их грязные лапы.

«И кого в этом случае, получается, подставляю? – прикидывал я. – Самого себя? Естественно! Но ведь сам сознательно иду на такой риск, и ничего другого мне в той ситуации, в какой оказался, не остается. Приходится мириться с реальной действительностью. Надеяться на то, что не подведут ни Кристина, ни Савва, ни кто там еще будет участвовать в эстафете с малявой.

А какие их могут ждать неприятности, если менты перехватят записку?

Скажем, Кристину?

Да что ей будет?! Отшлепает дядюшка?! Лишит на пару недель бананов и ананасов?! И только! Не более! За Крис можно не беспокоиться.

Так же, как и за Костю Араба.

Благо, в своей цидуле я ни разу не упоминаю ни его имени, ни его погоняла. Даже если кум и решит позадавать ему какие-нибудь вопросы, что маловероятно, то положенец отмажется очень легко: мол, ничего не знаю, ни от кого писем не жду, ни за каких Костоправов подписываться не собираюсь.

Проблемы могут возникнуть разве что у Саввы или у того расконвоированного, который попробует пронести маляву внутрь запретки. Но зеки или вольняшки, что имеют какое-то отношение к зоне, не такие уж и лохи, чтобы позволить спалить себя на КПП на подобной элементарщине.

Так что получается, никого я этой малявой не подведу. Кроме себя самого. Но с этим уж ничего не поделаешь».

Я сокрушенно вздохнул и, свернув письмо в трубочку, засунул его в щель между половыми досками. Мне предстояло написать еще одну записку. На этот раз уже не Арабу, а Савве.

«Здорово, братан. Помнишь меня? Я Костоправ – один из тех двоих доходяг, которые чуть не утопли в Ижме в июне. Тогда ты помог нам выбраться из воды. Спас жизнь обоим, но, к сожалению, одному из них – здоровяку, которого звали Блондин – совсем ненадолго. В тот же день его прикончили мусора. Зато я по-прежнему жив. И опять нуждаюсь в твоей помощи.

Я сейчас застрял в порядочной куче дерьма, и Кристина – та девочка, что передала тебе эту записку – сейчас моя единственная возможность поддерживать связь с внешним миром. На рассказ о том, как я оказался в таком положении, бумагу тратить не буду. Крис передаст тебе все на словах. Вместе с авансом за то, что поможешь мне еще раз.

Конечно, ты можешь отказаться, и я не буду на тебя за это в претензии. Если, конечно, не станешь при этом трепать языком направо-налево о моей маленькой просьбе. Я очень хотел бы оставить ее в секрете.

А если согласишься помочь мне установить связь с зоной, тогда ты, я гарантирую, сможешь немного подняться на бабки. Конечно, миллионером не станешь, но повысить жизненный уровень тебе это поможет.

Так что решайся.

Это то, что хотел написать тебе лично. Обо всем остальном расскажет Кристина. Задавай ей вопросы, и она охотно ответит на те, на которые сможет.

Еще раз спасибо за то, что помог мне в июне. Буду рад опять принять от тебя помощь. Ко многому это тебя не обяжет. Я уверен, что со всем, о чем попрошу, ты справишься без проблем».

Эту записку, как и предыдущую, я тоже свернул в трубочку и до прихода Кристины поместил на хранение между половых досок. Потом на четвереньках добрался до двери и выглянул в щелку на улицу. Там уже начинало смеркаться, а значит, сейчас было где-то около трех часов дня. До прогулки, на которую пунктуальный кум вот уже два дня выводил меня ровно в семь вечера, оставалась еще целая прорва времени.

«Чем его занять, как ни инспекцией внутренностей обогревателя? – подумал я и пополз к своему тайнику за отверткой. – А после обогревателя неплохо хотя бы часок уделить физическим упражнениям. Надо всерьез начинать разрабатывать ноги. Нет костылей, да и пусть! Так даже лучше. Скорее научусь обходиться без них».

– Ты куда? – насторожилась Анжела, когда ее дочка, одетая в дубленку и пимы, распахнула дверь в комнату и молча замерла на пороге, облокотившись о косяк. – Надолго?

– Не знаю, – пожала плечами Кристина. – Может быть.

– Что «может быть»? Я спрашиваю, куда собралась? К своему ненаглядному? Толик что, не забрал у тебя ключ?

Нет, ключ от гаража дядя забрал еще вчера вечером, и было бы удивительно – и подозрительно, – если бы он поступил иначе. Но даже будь сейчас у Кристины возможность проведать Костю, она бы ею не воспользовалась. На повестке дня сегодня были дела поважнее. Вернее, всего одно дело, самое насущное как для Костоправа, так, пожалуй, и для нее самой. Отыскать в Ижме некоего Савву, маленького невзрачного мужичка лет сорока, работавшего этим летом плотовщиком на сплаве; выяснить, сумеет ли он переправить на зону записку от Кости; любыми способами уломать, уговорить помочь, если этот абориген начнет сомневаться, посулить ему деньги, выдать аванс – все, что удастся наскрести по сусекам и вытрясти из мамаши. Вот чем озадачил вчера Кристину узник ее дяди Толи, и она была просто обязана в лучшем виде исполнить его поручение. И с этого начать заглаживать свою вину перед ним, ощущая которую каждой клеточкой тела, всеми фибрами души, Крис не могла найти себе места вот уже больше недели. В тот момент, когда впервые увидела беспомощного Костоправа, заточенного в холодном пустом гараже, с искалеченными ногами и скованными руками, она сперва даже потеряла дар речи, в первые мгновения застыла от потрясения недвижным соляным столбом, не в состоянии сделать ни шага. И сразу, не размышляя ни единой секунды, молча дала себе зарок сделать все возможное и, более того, невозможное для того, чтобы исправить то положение, в которое из-за ее наркоманских капризов угодил Константин. Причиной всего, что с ним произошло в последнее время, послужила она, и только она – в этом Кристина не сомневалась. Если бы не ее непрекращающееся нытье и слезные жалобы, что Кости нет рядом, если бы не постоянные угрозы покончить с собой, дядюшка никогда бы ради поисков Костоправа не подписался на то, чтобы тратить время и деньги, брать отпуск и ехать на материк, ворошить старые связи и обязываться перед бывшими однокашниками. Он бы плюнул и на сбежавшего заключенного, и на строгач с занесением в личное дело, который из-за него заработал. И не сидел бы сейчас Константин на тонкой подстилочке в гараже, сходя с ума от тоски и безысходности.