Сюань-цзуну было двадцать восемь лет, когда началось его долгое и блистательнее правление, прославившее династию Тан. В эпоху правления У-хоу он вместе со своей семьей пережил домашний арест, а его мать была одной из двух наложниц, казненных по приказу императрицы. Эти переживания, а также три года жестокой борьбы за власть перед восшествием на трон не только оставили глубокие раны в его душе, но и помогли сформировать сильный характер. Он славился мягкостью манер, любовью к братьям и родственникам, прямотой, вспыльчивостью, привязанностью к советникам, а также твердым и в то же время разумным применением власти. На Западе его назвали бы «человеком эпохи Возрождения» — он был талантливым музыкантом, поэтом и каллиграфом, глубоко разбирался в философии даосизма, любил как театральные представления, так и спортивные состязания, нечто вроде современного поло.

Он избавился от насквозь прогнившей предыдущей администрации и окружил себя тремя или четырьмя выдающимися людьми, которые не принадлежали к высшей знати, но преодолели жесточайший экзаменационный отбор императрицы У-хоу. Эти советники долго оставались на своих постах, что резко контрастировало с постоянной сменой чиновников в эпоху У-хоу. Лучшие из них согласились занять свои должности только после того, как Сюань-цзун объявил о конкретной программе реформ. Эта программа заложила основы имперской политики на долгие годы и включала в себя следующие элементы: гуманное управление, не опирающееся на жестокость законов, отказ от военных кампаний, равенство всех перед законом, включая друзей императора, устранение политического влияния евнухов, снижение налогов, выведение из центрального правительства родственников императора, возможность министрам открыто и без опаски высказывать свое мнение. Движущей силой всех этих мер было стремление к возрождению морали в обществе.

На восстановление дееспособности правительства ушло почти десять лет: к составлению указов привлекались ученые, все некомпетентные чиновники лишились должностей, знающие люди были назначены в провинцию, где теперь все государственные служащие должны были иметь опыт работы, возродилась деятельность инспекционных комиссий, выезжавших на места, а также были пересмотрены законы и уложения, что позволило обеспечить единство правил и практики государственной службы по всей империи. Последняя мера сыграла важную роль в регистрации налогоплательщиков, небрежность проведения которой значительно снижала доходы казны. Основная проблема, с которой сталкивались власти, — огромное число бродяг, которые покинули свои дома, чтобы избежать уплаты налогов или трудовой повинности, или были согнаны с земель в результате формирования обширных поместий чиновников и знати. Установив шестилетний период освобождения от налогов для зарегистрировавшихся жителей империи, правительство увеличило число налогоплательщиков на восемьсот тысяч семей.

Экономика, долгое время не выходившая из кризиса, нуждалась в доходах; особенно остро стоял вопрос о реконструкции системы зернохранилищ в стране, постоянно страдавшей от стихийных бедствий — наводнений, засух, землетрясений и нашествий саранчи. Не менее серьезная проблема чеканки монет — дошло до того, что законным средством платежа считались даже фальшивые деньги — оказалась неразрешимой из-за огромного числа фальшивомонетчиков. Другие шаги правительства были более успешными — регулярный ввод в действие новых соляных шахт и сокращение численности войск в приграничных районах после подавления восстания тюрков и тибетцев на плато Ордос.

Император стремился показывать пример бережливости: при дворе запретили парчу и одежду, украшенную вышивкой, жемчуг и нефрит, а количество наложниц в гареме значительно сократилось. Следует, однако, отметить, что при бездетной императрице у императора было пятьдесят девять детей, многие из которых унаследовали необыкновенную плодовитость отца — так, например, у одного из сыновей императора было пятьдесят пять детей, у другого пятьдесят восемь, а у третьего — тридцать шесть. Всем им полагались дорогостоящие дома и поместья, и на это уходили налоги от четверти миллиона семей. Когда император узнал о том, что императрица пригласила монаха, который намеревался провести магический обряд и дать ей амулет, излечивающий от бесплодия, он пришел в ярость. В своей нелюбви к магии он зашел так далеко, что запретил всем чиновникам принимать у себя предсказателей, а один из чиновников, обвиненный в том, что прислушивался к советам прорицателей, был запорот до смерти. Еще он лишил императрицу всех привилегий и титулов, приравняв ее к простолюдинке, и больше никогда официально не женился, удовлетворяя свои желания с любимыми наложницами.

При Сюань-цзуне была также проведена масштабная военная реформа. Набор в ополчение постепенно сокращался, а приграничные армии становились все более профессиональными. Солдат поощряли брать с собой семьи и основывать сельскохозяйственные колонии. Войска численностью от четырехсот до шестисот тысяч человек подчинялись военным губернаторам — нередко происходившим из числа варваров, — что по замыслу центрального правительства должно было обеспечить их лучшую управляемость.

Как и обещал Сюань-цзун своему первому министру, основной задачей армии стала оборона, а не расширение империи. На протяжении почти четырех десятилетий удавалось успешно сдерживать как непокорных тибетцев, так и племена восточных тюрков в Центральной Азии, куда уже добрались щупальца арабской экспансии; сильный китайский гарнизон был размещен, помимо всего прочего, в районе Кашгара к северу от Кашмира. Постоянной угрозой оставались кидани, и сдерживать их стоило большого труда. С другой стороны, тюркско-монгольские племена уйгуров в конце концов вытеснили северных тюрков из своей столицы, располагавшейся далеко на север от плато Ордос, установили дружеские дипломатические отношения, а также активные торговые связи с Китаем. На севере Маньчжурии образовалось могущественное корейское государство Пэкчэ, дружественное Китаю; как Япония и южнокорейское царство Сила, оно имело сильные связи с китайской культурой, и все они в той или иной степени были копиями империи Тан.

Многочисленные государства и племена на границах империи, от северо-востока до дальнего запада, были тесно связаны с Китаем посредством военных союзов, династических браков или раздачи китайских титулов. Их послы, согласно традиции приезжавшие с данью и увозившие с собой подарки, наводнили столицу Сюань-цзуна. С 736 года столица, периодически переносившаяся в Лоян, окончательно осталась в Чаньани после масштабной рекультивации земли и реконструкции водных транспортных путей, что позволило снабжать город продовольствием, которое не всегда могли поставлять не очень плодородные окрестные земли. В город съезжались не только послы, но и купцы со всех концов империи, а также из дальних стран. Императорский двор буквально кишел членами всевозможных академий: к услугам императора всегда были писатели, поэты, буддийские и даосские священнослужители, артисты, художники, каллиграфы, искусные игроки в шахматы и специалисты в различных областях знаний. Чаньань в период правления Сюань-цзуна можно сравнить с Флоренцией эпохи Лоренцо Медичи — в 40-х годах VIII века империя Тан достигла своего расцвета и императорский двор в Чаньани поражал блеском и величием.

Источником этого великолепия была возрождающаяся экономика, что можно считать заслугой необыкновенно эффективной бюрократической машины, в которой чиновники отдыхали лишь каждый десятый день. После 736 года тщательной ревизии подверглась финансовая система, включавшая в себя налоги, трудовые повинности и бюджеты уездов, и при этом значительно сократилось число документов, необходимых для ее функционирования (ранее доходившее до полумиллиона). В страну, несмотря на непрекращающиеся природные катастрофы, вернулось благоденствие. С двадцати одного года до двадцати трех лет повысился возраст, с которого мужчины были обязаны платить налоги и исполнять трудовую повинность.