Раздувая ноздри, Горн покрутился на перекрестке и двинулся по следу, словно голодный свирепый зверь.

Около двери курсировал постовой. Выждав, Горн скользнул у него за спиной и просочился внутрь. По счастью, в прихожей никого не оказалось. Неслышно он пересек комнатку и заглянул в неплотно зашторенный проем. За ним помещался будуар, и обставлен он был не хуже Дворцовых: видно, кое-какие предметы роскоши имперцы сюда все-таки довезли. Но и эта комната оказалась пуста, хотя женские ароматы сгущались тут до умопомрачения — теперь Горн не отступил бы, выстройся против него все воинство Лота с народниками в придачу.

В два прыжка Горн проскочил будуар и сунул нос-следопыт в следующую комнату. Это была спальня — с зеркальными стенами и потолком да роскошным ложем по центру. Возле дальней стены восседала на пуфе женщина — ладная, статная, безукоризненно огрских, хотя и странных пропорций, — и накладывала грим на треугольное надменное лицо и покатые плечи, обнаженные по последней Столичной моде. Не удержавшись, гигант издал негромкое горловое ворчание.

Женщина плавно наклонилась, соблазнительно обтянув платьем округлый зад, не спеша порылась в выдвинутом из зеркала ящике и вдруг рывком обернулась. В холеных руках блеснул игломет.

Броском в сторону Горн избежал первого выстрела. Не дожидаясь следующего, переместился вплотную к женщине и забрал оружие.

Секунду красавица разглядывала его, гневно раздувая тонкие ноздри, затем метнулась к ложбинке между пышных грудей и выхватила изящный клинок. Со смешком гигант перехватил узкое запястье, чуть повернул, и кинжал упал на ковер. Яростно оскалясь, женщина пыталась вырваться. Ах, какой темперамент!..

— Ну-ну, не тратьте сил понапрасну, — посоветовал Горн. — Они вам еще пригодятся.

— Ты кто? — требовательно спросила она. — Где-то я тебя уже…

— Увы, госпожа, я — душеприказчик вашего бывшего мужа, недавно преданного нынешним… Вы ведь Ли? А я Горн.

— Горн? — удивилась женщина и сразу перестала вырываться. — Ах, ну да, верно…

— Надеюсь, ваш арсенал пуст? — поинтересовался Горн. — Впрочем, нелишне убедиться.

Обеими руками он ухватился за вырез ее платья и с силой рванул по сторонам. Платье с треском распалось надвое, оставив Ли в чулках и симпатичном корсете-панцире с закрепленными по центру ножнами, уже опустевшими.

— Проклятье, — вскричала красавица, — это же мое любимое!..

— Пустяки, — благодушно возразил Горн, вынимая из пазов корсета несколько усыпляющих иголок. — Сейчас лучшее платье — походное.

Нетерпеливыми руками он притиснул нагую женскую плоть к своей панцирной груди. Его уже трясло от вожделения. А если она откажет? — мелькнула мысль. Но ответ Горн, кажется, уже знал.

— А это что значит? — спросила она с усмешкой.

— Вы — мой трофей, — объяснил Горн. — Я взял вас с бою.

С легкой гримаской Ли отстранилась от его шипов, осведомилась:

— А ты сам не хочешь разоружиться?

— Почему же? — хрипло возразил гигант. — Обязательно.

Он пробежал пальцами по защелкам, и доспехи ссыпались к ногам. Подхватив женщину, Горн перенес ее на постель.

— А если сюда войдут? — полюбопытствовала она. — Эй, послушай, ты что же, даже корсет с меня снимешь?..

Отвечать не имело смысла: к концу своей фразы Ли уже сделалась голой, точно младенец, — как и Горн, и непохоже, чтобы это очень ее удивило: наверное, про чудные повадки богатыря-Стража она была наслышана — сплетни при дворе разносятся быстро. Да и сама Ли славилась пристрастием к… гм… разнообразию.

Женщина лежала перед ним, раскрытая словно цветок, улыбалась вызывающе и томно. Горн отшвырнул с постели все мешавшее — одеяла, подушки — и рывком припал к Ли всем телом, уже не в силах сдерживаться. Вокруг — по сторонам, вверху — в такт им двигались нагие пары, бесчисленное множество их, однако Горн не видел теперь ничего, кроме распахнутой ему навстречу плоти.

Ли пока не слишком старалась, легонько поглаживая его по спине вздрагивающими ладонями, вслушиваясь в себя, поглядывая на потолок, на стены. А Горн уже не был только собой — всеми чувствами он настраивался на Ли и узнавал ее стремительно, хотя и методом проб. Через несколько минут она уже рыдала взахлеб и истерично вскрикивала, вцепившись в Горна сильными руками. Зарычав, он отпустил себя, стараясь лишь ничего не повредить в распластанном под ним теле.

Будто два первобытных существа сражались друг с другом на постели, и вокруг тоже бушевала битва, разбегаясь в бесконечность. А заключительная вспышка сплавила парочку воедино, заслонив собою все.

Очнувшись, Горн осторожно поднял себя с безжизненного женского тела. К счастью, в момент затемнения он все же не расслабился полностью, иначе бы Ли под ним задохнулась. Но и без того она еще долго выходила из забытья, неловко разметавшись по постели — руки откинуты за голову, колени широко разбросаны. Теперь Ли если и походила на цветок, то — на смятый.

Со вздохом Горн погладил это использованное им тело, затем принялся ласкать его все настойчивей, словно пытаясь искупить вину. Лишь сейчас он окончательно уяснил, что хотел вовсе не любую женщину. С этой он сбросил напряжение, но и только.

Ли наконец застонала, зашевелилась, раскрыла пьяные глаза. С минуту разглядывала его недоверчиво, потом невнятно пробормотала:

— Это было сильней, чем мне рассказывали. По-моему, ты безумен.

Неожиданный вывод, удивился Горн. А главное, верный. Что значит опыт!..

— И что же? — поинтересовался он. — Было тебе от этого хуже?

Войдя во вкус, Горн уже трудился над ней, точно завзятый массажист. Женщина продолжала расслабленно лежать, не помышляя прикрывать свои помятые прелести и даже с охотой подставляя их под его ласки. Но в глаза постепенно возвращалась твердость.

— Вообще, лучше бы я тебя не знала, — ответила она. — Теперь все будет так… — Ли покрутила в воздухе пальцами и безнадежно махнула рукой.

— Все забывается, моя милая, — откликнулся Горн. — Поверь мне.

Он лгал и понимал это. Впрочем, у императриц все могло происходить иначе.

— Ну, а каково показалось тебе? — осведомилась она ревниво.

— Неплохо, неплохо, — ухмыляясь, похвалил Горн. — Задатки имеются…

— Наглец! — оскорбилась Ли. — Да ты хоть знаешь, Страж, сколько именитых Трехбуквенных жизнью заплатили за мою любовь?

— За любовь не платят, подружка, — возразил он, — даже и жизнью. Платят за вожделение. А цена — что ж, выходит ты была самой высокооплачиваемой шлюхой в Империи, при желании можно гордиться и этим. Но пусть уж твоим прейскурантом восторгаются лакеи и глупцы, я же предлагаю честный обмен.

— И в самом деле, редкостный наглец, — повторила Ли, не пытаясь, однако, заслониться от его настойчивых рук, наоборот — подставляясь все откровенней. — Значит, ты тот самый Горн, похититель Божественной? И что, она еще с тобой?