А алкоголики мирно дремали на теплой трубе, не желая ни с кем конфликтовать. И этим только сильнее злили домохозяек.

Здесь ничего не менялось десятилетиями: так же бессильно гневалась очередь, оставшись без мяса, так же безмятежно отдыхали районные алкаши. Только труба у входа в гастроном год за годом ржавела все заметнее и среди автоматов с газировкой все меньше оставалось способных справляться со своей копеечной работой.

– Пеликан, – обрадовалась Катя, заметив его в дверях магазина. – Давно не заходил.

– Сессия, Катя, – Пеликан подошел к стойке с кофейным автоматом. – Сегодня закончил сдавать.

– Да ладно, – широко улыбнулась Катя. – Какая там сессия? Тебя не было с тех пор, как матушка сослала Ирку в деревню или куда там. Не нужны тебе мы с Гантелей, не любишь ты нас. Ни Гантелю, ни даже меня. Но хоть кофе пить будешь?

– Буду, Катя. Двойную половинку, как обычно.

– А у меня мужик появился, – сообщила довольная Катя. – Загадочный весь такой. Но богатый. По ресторанам водит, денег не считает. В «Салюте» с ним ужинали, в «Москве» и в «Куренях» – два раза. Сейчас лето, тепло, наверное, потому мне в «Куренях» больше всего понравилось – там парк, воздух и звезды над головой.

– Вид у тебя довольный, – Пеликан внимательнее посмотрел на Катю. – А что за мужик? Где работает?

– Не знаю. Но элегантный. И говорит вроде бы с акцентом чуть-чуть. Может быть, дипломат… Тоже сперва кофе зашел выпить. На следующий день после того как Вилю в парке убили.

– Кого убили? – громоздкая коробка кофейного аппарата резко качнулась, и стойка кафетерия заскользила под вспотевшими ладонями Пеликана.

– Да Вилю убили, ты что, не помнишь его? Он в парке раньше фарцевал. На мне вот сейчас его джинсы. Зимой покупала, как раз перед тем, как своего выставила…

– Послушай, я ничего не знаю. У меня правда сессия была. Я после Иркиного дня рождения даже в парк не заходил… Когда убили?.. Кто?..

– Откуда я знаю, кто? Менты сейчас каждый день в парке трутся, всех трясут, тоже, наверное, хотят знать, кто. Это же случилось в ту ночь, когда все Иркин день рождения справляли.

– На Иркин день рождения… Он мне для нее кроссовки должен был принести. И не пришел…

– Да ты что?.. В тот самый день?

– В тот самый вечер. Но я тогда в «Олимпиаде» был. Меня Федорсаныч запряг и вырваться никак не получалось.

– Ничего себе поворот… Может, тебе еще кофе сделать?

– Налей мне лучше коньяка, Катя, и пойду я домой. Есть у тебя коньяк?

– Что-то еще осталось, – ответила Катя, нашаривая под прилавком полупустую бутылку.

– А где твоя подруга Гантеля? – Пеликан глянул на полуоткрытую дверь в подсобку.

– Ушла недавно. У нее сегодня короткий день…

Гантеля ждала его на улице возле служебного выхода.

– Пеликан, – тихо позвала она. – Ты в парке сегодня будешь?

– Не знаю, – удивился Пеликан. – Не собирался. А что?

– Тебя Калаш хотел видеть. Он каждый день в семь часов вечера качается с ребятами в березовой роще. Приходи сегодня.

– Я же не спортсмен, – удивился Пеликан. – Зачем я ему нужен?

– Там все узнаешь. Он тебя не качаться зовет.

– Что, из-за Вили?

– Какого Вили? А, фарцовщика, которого зарезали… Нет, с чего вдруг? Фарца – кровопийцы, враги народа. Калаш за них мазу не тянет.

Березовая роща – самый дальний и безлюдный угол парка «Победа». К ней ведет одинокая унылая аллея, декорированная битыми фонарями и скелетами разнесенных в щепки лавочек. Когда-то это был чахлый и едва проходимый березнячок, окруженный глухим болотом, а сразу за ним начинался сосновый лес, тянувшийся до Воскресенки. Потом часть болота осушили, убрали гнилые пни, растащили осиновые завалы и проредили березы. Оставшиеся деревья тут же почувствовали свободу, и всего через несколько лет за кустарниками кое-как осушенной пустоши вдруг поднялась молодая роща, светлая, насквозь зеленая и рвущаяся к солнцу. Первые годы земля здесь была наискосок расцарапана дренажными канавами, напоминавшими аккуратные окопы, но со временем они заросли травой, их засыпало листвой, так что постороннему человеку даже разглядеть эти борозды между деревьями было непросто.

От леса рощу отделяла широкая и почти незастроенная улица Алишера Навои, а от села, после того как не стало болота, не отделяло уже ничего, кроме давних предубеждений осторожных очеретянцев.

Пеликан подошел к роще не через парк, а старой извилистой тропой, которой из Очеретов ходили на полигон еще в те времена, когда Комсомольского массива не было даже не планах архитекторов Киевгорстроя.

Калаш с его афганцами как раз заканчивали тренировку. Всего их было восемь. В конце, как обычно, они разбились на две группы и сошлись в схватке – четыре на четыре, так что каждый был за себя, сражался со «своим» противником, но одновременно и страховал партнеров. Пары боролись прямо на земле, среди травы и старых пней, валили друг друга в прошлогодние листья, скатывались в старые канавы, возились там, вскрикивая и тяжело матерясь, потом снова подхватывались на ноги, продолжали кружить, выбирая момент для атаки, и одновременно следили, как идут дела у остальных, чтобы помочь отбиться, если кому-то придется совсем туго.

Пеликан не стал подходить близко, но его все равно заметили, кто-то коротко свистнул, и бои тут же прекратились. Все восемь, красные и взмокшие, двинулись к Пеликану, понемногу обходя его так, чтобы затем сомкнуть кольцо у него за его спиной. Они шли на него, не остыв от напряжения внезапно прерванных боев, шли, как на чужака, прокравшегося на территорию стаи, не узнавая его и совсем не похожие на себя.

– Стоп! Это Пеликан! – негромко сказал Калаш. И напряжение, сгустившееся над небольшой поляной, мгновенно растворилось в вечернем воздухе.

– Пеликан, – засмеялись афганцы, хлопая его по спине. – Ну ты, черт шифрованный. С болота подошел, лисой прокрался!

– А вы испугались? – Пеликан хлопал их по спинам в ответ и смеялся, узнавая наконец в этих хищниках, сильных и опасных, друзей с Комсомольского.

– Все! Все! Тренировка окончена, – ударил в ладоши Калаш. – Кто сегодня в карауле?

– Горец.

– Значит, Горец – со мной, остальные свободны! Завтра с пяти до семи здесь!

Невысокий темноволосый Горец с жестким взглядом и сбитыми костяшками пальцев подошел к Калашу.

– Я готов.

– Давай, за нами, – кивнул Пеликану Калаш. – Есть разговор.

Калаш с Горцем вышли на аллею и побежали по ней в сторону леса. Пеликан не понимал, куда они бегут и зачем, но послушно рванул следом. Перед ним в тренировочных штанах и мокрой от пота майке бежал Калаш. Он был старше Пеликана лет на шесть. Как-то раз еще в школе, на уроке физкультуры, Калаш заменял у них учителя. Он тогда заканчивал десятый, Пеликан с Багилой – пятый, была весна, апрель, а может быть, май. Они вот так же бежали за Калашом по школьному стадиону, только майка, обтягивавшая мощные мускулистые плечи Калаша, была сухой и чистой, не было на ней ни следов травы, как теперь, ни темных пятен пота. Пятиклассники сделали с ним круг, а когда он пошел на второй, Пеликан с Багилой, не сговариваясь, рванули в сторону школы – пусть дураки наматывают круги на стадионе следом за этим лосем-десятиклассником, а им и без того было чем заняться.