Аргос взял лестницу, приставленную у светильника, и с удивительной для его грузного тела легкостью взобрался на постамент. Вынув из-за пояса нож, он поддел одну из пластин и надавил. Она отскочила от камня и со звоном упала на каменный пол. Поддевая одну за другой, он сбрасывал пластины вниз, а мы с Чокеей относили их в одно место. Прошло не более получаса, как Аргос «раздел» Ипполиту. Разглядывая чеканку, я удивился:

- Неужели амазонки умели работать так искусно?

- Где им,- ответила Чокея.- Эти кобылы умели только стрелять из лука и махать мечом. Чеканку делали трутни. Среди пленных было много добрых мастеров. Бедные мужики! После агапевессы их топили в озере.

Еще полчаса - и снята голова Ипполиты. В притворах храма были найдены два сундука, в которых хранилась выходная одежда жриц, туда сложили золотые пластины и голову и спрятали около входа.

На следующий вечер в дом Чокеи пришли пятеро рыбаков.

- Ликоп нас просил помочь тебе в какой-то работе. Мы готовы.

Чокея открыла храм и попросила разрушить каменное основание кумира, а камни велела сбросить в люк старого подземного хода. Рыбаки сбросили, потом перенесли сундуки в дом Чокеи. Так наос храма лишился своего кумира.

В день, назначенный для отплытия «Арго», пошел долгожданный для людей дождь. Мелета и Аргос сочли это доброй приметой. «Арго» вывели из бухты, корабль вступил в устье Фермодонта, а затем пристал к городской пристани. Только одна Чокея пришла провожать Мелету. Аргос осторожно провел Фериду через трап в кубрик судна, гребцы внесли в трюм три сундука - это было имущество и одежда Мелеты. Чокея доставила из своего дома еще два сундука и сказала на прощание:

- За твое доброе сердце, Мелета, я тебе хочу сделать подарок. Дай мне слово, что ты не откроешь их сама, пусть это сделает твой дед. Так хотят боги. И очень советую — оберегайся Атоссы, если хочешь стать главной жрицей храма там, в Синдике. Эта старая змея убивает ядом.

Мелета молча ткнула кулаком в плечо Чокеи (это у амазонок считалось жестом высочайшей нежности) и взошла на трап «Арго».

Аргос, стоя у кормила, подал знак, гребцы взмахнули веслами, и фелюга плавно отошла от каменной стенки пристани. Мелета, опираясь на плечо Митродора, грустно окинула взглядом город, махнула рукой, шепнула: «До новой встречи, Фермоскира». Только Аргос и Чокея знали, что новой встречи не будет.

* * *

Прошел месяц. В Фермоскире было по-летнему жарко, а здесь в Синдике чувствовалось дыхание осени. Шли хотя и теплые, но обложные дожди, сырость, правда, держалась недолго - земля высыхала быстро. Скифы эту пору начала осени любили - в степи поднималась сочная трава, скот хорошо нагуливался и тучнел. В конских косяках поднимался молодняк - табуны снова становились несчетными.

Левкон по-прежнему часто навещал Годейру, она тоже радовалась его приездам, но настоящей близости у них не получалось. Тешились, наслаждались, а сердца не соединялись. Левкон ждал приезда Мелеты, а Годейра все время в мыслях стремилась к Перисаду. Агнесса же обратила свой взор на Агаэта. «Если мне не суждено стать царицей Боспора,- думала она,- то царицей степей я все равно стану». И еще в запасе у нее был Перисад. И вот судьба распорядилась так, что все влюбленные собрались в одном месте - в Горгипе.

Годейра здесь уже жила недели две - ей амазонки построили каменный дом, небольшой, но роскошный. Снаружи он был неприметным, все удобства и красоты были внутри. Царица подгоняла строителей храма, она со дня на день ждала приезда Аргоса с поясом. Храм строили по подобию фермоскирского, но только раза в три-четыре меньше. В наосе храма сооружали постамент, на котором должны были лежать пояс и меч Ипполиты. Приехала в Горгип и Атосса. Так она и жила на своей триере, которая стояла в бухте, но почти ежедневно приезжала на строительство храма. С нею вместе жила я Агнесса, но к храму она была равнодушна, все своё время проводила либо на триере, либо в таверне, где Атосса сняла ей небольшую комнатку. Перисад тоже проживал в таверне, занимая сразу три комнаты. В одной из них останавливался Левкон, когда приезжал в Горгип. Тиргатао жила около бухты Джемете[21]. Здесь жили все рыбаки-дандарии, согнанные для строительства храма. Тира была себе на уме. Рыбаков легче прокормить. Днем они ходят на стройку, вечером, возвращаясь в бухту, ловят рыбу. Планы Тиргатао были большие - она надеялась создать в Горгипе столицу Синдики и быть в ней полноправной царицей, подчинив себе и всех амазонок.

* * *

Море сегодня было тихое. Ночью выпал сильный дождь, и облака ушли на юг, увели за собой ветер. Левкон сидел в кубрике царской фелюги, слушал мерные взмахи весел, был задумчив. Раньше, когда он выезжал за пределы Пантикапея, его мысли были заняты любовными делами. Теперь он как будто забыл о том, что в Горгипе он увидит царицу Годейру, она непременно сидит около стройки. Его совсем не занимала Агнесса, хотя он знал, что бывшая невеста изнывает от скуки на триере матери. В голове чуть шевельнулась мысль - а вдруг в Горгип возвратилась Мелета. Но эта мысль сразу погасла под грузом тяжелых дум о предстоящей войне. Он ехал сюда не для любви — ему нужно было посмотреть на этот тугой узел, который завязывался в главной гавани Боспорского царства. Он уже слышал, что гавань наводнена амазонками, а на берегу Джемете Тира одна с тысячами рыбаков, которые тут же ломают камень для храма. Левкона очень беспокоил младший брат. Для чего он уехал в Фермоскиру? Правда, Годейра в прошлую встречу успокоила Левкона. Она сказала, что Митро по уши влюблен в Мелету, и если бы она поехала на край света, он бы поскакал за нею. Беспокоил Левкона и Перисад. Не зря он поместил рядом в таверне Агнессу - в её руках целый флот кораблей, и кто помешает ему посадить на триеры амазонок или мятежных рыбаков и бросить их на Боспорского царя. Боялся Левкон и Атоссы. Хитрющие бабы - она и Тира - могут придумать такое, что не по силам разгадать никому. А у царя Боспора Со-тира флот ветхий, отец и не думает его чинить. Он умеет только пить, гулять, стучать себе кулаком в грудь. А раз Горгипский узел завязан, он в любой день может развязаться, и начнется война.

Причалив к пирсу, Левкои вызвал к себе в кубрик астинома. Он был хозяином гавани, полицейским чиновником Горгипа и отвечал перед царем Боспора за безопасность города. Явился не сразу, его долго искали по городу и нашли в таверне, куда пришел опохмелиться. Красные глаза, всклокоченные волосы на голове, дрожащие руки, нетвердая походка -всё говорило о том, что астином не успел опохмелиться. Лев-кон достал из ящика стола киаф, зачерпнул из скифоса вино, подал ему. Хозяин города дрожащими руками принял киаф и начал пить. Края глиняной кружки дробно стучали о зубы, вино лилось изо рта и стекало по бороде на шею и грудь полицейского.

- Теперь можешь говорить?

- Могу, великий царь.

- Где твои люди? Что делается в гавани?

- Люди! Разве это люди. Кучка негодяев, которые все ночи якшаются с бабами царицы Годейры. Меня никто не слушается.