— Наш жрец, — поправила Сивени. Похоже, она хотела сказать что-то еще, но сдержалась. Она поднялась так резко, что мраморная скамья отлетела в сторону, а алтарь в другую. Копье в ее руке подпрыгнуло и зашипело. — Я…

— Мы… — сказала Мрига, которая тоже уже была на ногах. Даже странно, как из таких ледяных глаз могли литься слезы. — Вперед!

Гром ударил с такой силой, будто разверзлись сами небеса. Все соседи тотчас обернулись и уставились в их сторону. Две богини, или, вернее, одна, не обращая на их любопытство ни малейшего внимания, ринулись с небес на землю. Светящаяся площадка, на которой они только что находились, пошла темными пятнами и обратилась в грязь.

* * *

Пожар на баррикаде, перегораживавшей улицу у Лабиринта, погас. Сама улица была пуста. На ней были только трупы и привлеченные падалью животные и птицы. Время от времени по улице кто-нибудь проходил или проезжал — пасынок на своем буйном коне, член нисийского отряда смерти или бандит Джабала, торопливо крадущийся по своим делам. Никто из них не заметил грязную уличную дурочку, сидевшую с пустыми глазами возле растоптанного трупа, и уж еще меньшее внимание мог привлечь покрытый сажей ворон, который, взгромоздясь на обгорелый фургон, глядел на тот же самый труп и на лежащего под ним юношу, пораженного стрелой, холодными внимательными глазами. В эти дни черные птицы в Санктуарии были самым обычным явлением.

— Его душа ушла, — прошептала Мрига птице. — Ушла давно, тело несчастного уже остыло. Как такое могло случиться? Мы же отправились немедленно…

— Время здесь и там течет по-разному, — тихим хриплым голосом ответил ворон. — Мы могли бы помочь, пока между душой и телом тянулась хоть тоненькая нить. Теперь слишком поздно.

— Нет, — сказала Мрига.

— Нужно было до камня разрушить это место еще прошлый раз, когда я здесь была. Тогда бы этого не случилось.

— Сивени, успокойся.

Мрига села рядом с изрубленными останками Харрана и коснулась рукой того, что осталось от его головы. Своим жестом она словно хотела убедиться в том, что он действительно умер, что плоть его холодна. Богам, поскольку они бессмертны, часто трудно бывает поверить в смерть и отнестись к ней серьезно. Но Мрига по отношению к этой смерти была настроена самым серьезным образом.

Она обратилась к своему всеведению, и ей удалось кое-что выудить оттуда.

— Мы можем его вернуть, — прошептала она. — Есть способ…

— И куда же мы его поместим? Сюда? — Сивени-ворон слетела на окоченевшую кучу переломанных костей и порванных мускулов, презрительно ткнув ее клювом. Крови не было. — А если не сюда, то куда?

— В другое тело!

— Чье же?

Всеведение не давало Мриге ответа, но это не имело значения. У нее уже и так появилась одна идея… она была пугающей, но вполне могла сработать.

— На этот счет сейчас нет смысла беспокоиться, — ответила она. — Что-нибудь придумаем.

— Даже если и так, откуда мы знаем, что его душа пережила тело? Души смертных такие хрупкие. Иногда смерть ведет к тому, что они буквально распадаются. Или довольно долго… довольно долго они пребывают в таком потрясении, что нет смысла помешать их в тело: они все равно не помнят, как в нем остаться.

— Он хоть и недолго, не все же был богом, — сказала Мрига, — а это кое-что значит. И не думаю, что Харран настолько хрупок. Давай же, Сивени, мы должны попытаться.

— Лучше было бы просто сжечь этот город, — заявил ворон, запрыгивая на плечо поднявшейся Мриги.

— Боюсь, немного поздно. — Мрига окинула взглядом тлеющую баррикаду, сожженные, почерневшие здания. — Коты не теряли времени, поджигая друг другу хвосты, и не слишком заботились о том, что творилось вокруг, пока они бегали и вопили.

— Коты… — задумчиво произнесла Сивени.

— Именно. Ты уловила мою мысль. Мы пообщаемся с парочкой из них, прежде чем удалимся. Однако сначала займемся делами более неотложными. Где мой щенок?

* * *

Тира проснулась в удрученном состоянии, которое обычно означало, что ей снились скверные дни до появления Присутствия. Однако, полностью очнувшись, она поняла, что состояние ее не имеет никакого отношения к сновидениям. Жителям этой части Санктуария пришлось на несколько минут захлопнуть свои окна из-за невыносимо-тоскливого воя, донесшегося из кучи мусора возле «Единорога». Горло Тиры болело от дыма и долгого воя накануне, поэтому она закашлялась, поперхнулась и умолкла.

Она лежала, высунув язык и погрузившись в тоскливую апатию, ничего не желая, ко всему безразличная. Куча отбросов пахла восхитительно, но она не хотела есть. Из «Единорога» доносились шаги людей, сверху на нее вызывающе заорала кошка, но у Тиры не было сил даже на то, чтобы подняться и убежать. Она издала звук — наполовину стон, наполовину визг, который, исходи он от человека, означал бы отчаянную мольбу: «Пожалуйста, если кто-нибудь меня слышит, пожалуйста, сделайте так, чтобы это не повторилось!»

…и вдруг почувствовала, что кто-то находится совсем рядом. Инстинкт все-таки сработал, и она вскочила, чтобы убежать. Но обоняние опередило ноги, и Тира застыла на месте, а потом подпрыгнула, заливаясь счастливым визгом, затанцевала от безумного облегчения и принялась лизать тощее существо, опустившееся рядом с ней на корточки. Тощая была намного приятнее для языка, чем раньше. С ней был кто-то еще — черная птица вроде тех, за которыми Тира обычно гонялась, но птица почему-то пахла так же, как тощая, а потому она решила оставить ее в покое. Она сжалась на руках у тощей и сообщила визгом о том, как невероятно ей рада, о пережитом ужасе, о горе и утрате, о том, что мир перевернулся вверх дном, и о том, что ей, Тире, наконец-то захотелось есть…

— Я знаю, я знаю, — проговорила Мрига, и, хотя собака не понимала слов, она успокоилась. Мриге без всякого всеведения было понятно, что та чувствует. До того как на Мригу обрушилась божественность, ее собственный отсталый разум представлял собой такое же отсутствие существительных, полный невыразимых ощущений и впечатлений. Обнюхивавшая ее собака переживала бесконечное облегчение и одновременно заново терзалась тем, что ее мир пошел прахом. Она заскулила, в животе у нее урчало.

— Ах, детка ты моя бедная, — пожалела собаку Мрига и протянула руку в мир, где не было времени, за теми ребрышками, которыми начала было лакомиться. Тира бросилась к ним еще до того, как они успели полностью материализоваться во времени, и принялась их неистово грызть.

— Собака думает, что она в Аду, — сказала Мрига Сивени.

Ворон горько, одним хриплым карканьем, рассмеялся.

— Тогда она была вместе с ним, ибо он, несомненно, там. Она могла бы отвести нас к нему…

— Сестра, к тебе возвращается утраченная мудрость. Конечно, она сможет это. Но дорогу в Ад нам, разумеется, придется искать самим.

— Так подумай, как это сделать. — В голосе Сивени удовольствие от слов Мриги смешалось с раздражением.