Служанка закончила уборку и зашла в гостиную. Кораль была так погружена в созерцание картины и в свои мысли, что даже вздрогнула от неожиданности при ее появлении.

Она осознала услышанное и переспросила:

— Не сможет? А почему?

— К сожалению, назначенное время совпадает с экскурсией, организованной у них в школе.

Кораль сильно подозревала, что это был лишь благовидный предлог. Скорее всего, Арасели просто не хотела, чтобы ее внуку Хайме пришлось стать свидетелем какой-нибудь очередной выходки Николаса или, того хуже, оказаться жертвой его дурного настроения. Вполне вероятно, что Хайме и сам не рвался побывать в гостях в их доме. В конце концов, мальчики были едва знакомы. Нико никогда не проявлял особого дружеского расположения к ровеснику. Кроме того, оба были как раз в том возрасте, когда детям меньше всего на свете нравится, что за них что-то решают взрослые.

«В конце концов, если Нико не хочет заводить друзей, то с какой стати мы должны подыскивать ему кандидатов где только возможно? Да пошло оно все к черту!»

— Но надеюсь, на тебя я все-таки могу рассчитывать?

— Да, я, конечно, приду. У меня уже и подарок приготовлен. Испеку к празднику торт — лимонный, со взбитыми сливками.

— Арасели, не бери на себя лишний труд. Торт мы и сами закажем в магазине.

— Какой же это труд, сеньора? Вы же прекрасно знаете, что я на кухне практически отдыхаю. А уж десерт приготовить — так и вовсе одно удовольствие. Ничего, вот посмотрим, вы еще пальчики оближете, когда я принесу вам свой торт.

— Чует мое сердце, что особого веселья у нас не получится. Странное все-таки это дело, день рождения ребенка без приглашенных детей.

— Ничего, нас будет мало, но мы постараемся, чтобы Нико действительно побывал на собственном празднике.

12 мая

Ну что ж, наша бешеная горилла показала зубы, хотя кусаться пока не начала. Эта зоологическая пантомима, разыгранная им перед Кораль и Дианой, не похожа на спонтанную шалость. Он явно давал нам всем понять, что приручить его мы пока не смогли. Однако именно эти выпады с его стороны, пока еще вполне терпимые, меня как раз и успокаивают. Не бывает покоя без всплесков и флуктуаций.

Со дня аварии и начала психотерапии пролило полтора месяца. Два — с тех пор, как он подстроил все так, что под колесами машины погиб любимый пес отца. С того дня, как я начал заниматься с мальчишкой, он ни разу не пошел на конфликт с кем бы то ни было, если не считать той самой провокации с обезьяньими криками и битьем посуды. Устроил он ее явно для того, чтобы мы просто-напросто не заскучали.

С другой стороны, никаких положительных сдвигов я тоже отметить не могу. Он не идет на контакт, ни в чем не проявляет нормальных подростковых эмоций и — самое главное — не испытывает ни малейшего желания установить нормальные, эмоционально окрашенные человеческие отношения. При этом он по-прежнему выполняет все, что от него требуется: ходит в школу, нормально учится, делает домашние задания и помогает по дому. Надо признаться, что никакой лишней работы Арасели от него не получает.

Но не является ли все это неким затишьем перед бурей? Не затевает ли он что-то втайне от всех нас? Ведь за те несколько встреч, что у нас с ним состоялись, я не смог спровоцировать в нем хоть сколько-нибудь заметных изменений. Мы по-прежнему находимся в фазе взаимного изучения, присматриваемся друг к другу и пытаемся разобраться в том, что каждый из нас замышляет.

Кое-что никак не вписывается в мои предварительные расчеты. Мне не удается описать, как-нибудь диагностировать эти странности. Не потому ли это происходит, что в наше время становится все труднее отличить норму от патологии? Или же причина кроется в том, что внутренне я не сбрасываю со счетов возможность того, что поведение Нико так или иначе является выражением протеста против чего-то, что происходит здесь, в этом доме, в этой вроде бы образцовой семье?

Возвращаясь к истории с обезьяной, обязательно нужно отметить, что прекратилось все это безобразие буквально в ту же секунду, как того потребовала Диана. Она единственный человек, который может на него реально повлиять. Ее он никогда не обижает. Кораль и Карлос сходятся во мнении, что Нико ведет себя как защитник и покровитель младшей сестры. Все это подтверждает мои предположения, что Николас всегда — ну, или почти всегда — действует сознательно и отдает себе отчет в своих поступках. Он сам выбирает модель поведения, сам решает, когда идти на конфликт и кто будет жертвой его очередной выходки. В школе, кстати, он никогда не выходит за рамки дозволенного. Мальчик прекрасно владеет собой, что никак не вписывается в типичное описание человека с асоциальным поведением.

Шахматы заставляют его сосредоточиться и направляют энергию в нужное русло. Излишняя амбициозность — меньший из его пороков — не слишком меня беспокоит. Лаура быстро поставит его на место. Парень очень доволен, что я записал его в клуб и подал заявку на оформление кандидатом в члены Федерации. У него теперь есть свой счет набранных очков, некий вексель, которым он может воспользоваться, но за это ему потом придется рассчитаться.

Следует отметить, что условия договора, заключенного между нами, он выполняет неукоснительно. Мальчик прекрасно понимает, что ему установлен испытательный срок и он должен пройти его без замечаний. Более того, он даже предпринимает некоторые усилия, чтобы выглядеть вежливым, любезным и, главное, не дать повода рассердиться или пожаловаться на него. Посмотрим, насколько устойчивой окажется для него эта мотивация. Удастся ли мне через шахматы привить ему хоть какие-то моральные нормы, вне зависимости от того, какое значение мы вкладываем в это расплывчатое понятие.

Хулио любил бывать в шахматном клубе. Это место вовсе не было образцом уюта или комфорта, но его всегда привлекала дружеская атмосфера, царившая здесь. Кроме того, с течением времени Хулио все больше влекли сюда воспоминания о счастливых часах и днях, проведенных в этих стенах, среди ветхих столов с потертым лаком, пахнущих старым пересохшим деревом.

В клубе было два зала. В меньшем обычно проводились занятия и анализировались сыгранные партии. В большой зал, основную часть которого занимали игровые столы, можно было попасть через главный вход прямо с улицы. При этом посетители проходили всего лишь через маленький вестибюль, один из углов которого был отгорожен ширмой. Там, в тесном закутке, решались основные административные вопросы.

В большом зале висела доска объявлений с расписанием турниров и таблицами, а вдоль одной из стен был установлен длинный стол с четырьмя компьютерами, находившимися в распоряжении членов клуба. В дальнем углу располагалась маленькая библиотека — несколько стеллажей с учебниками, справочниками и шахматными журналами. Здесь же, рядом с одним из окон, выстроились полукругом несколько потертых кресел.