и потом, я привыкла считать себя сильной. Что смогу со всем самостоятельно справиться. Но как же я сейчас устала от этой своей привычки…

– Почему-то я не удивлен, – хмыкает Ериханов. – Ладно. Иди. Ты вся дрожишь.

**

Конечно, я не могу долго стоять под душем. Включаю максимально горячую воду, тру себя мочалкой до остервенения. Пока кожа не становится красной, ее начинает пощипывать.

Тороплюсь выйти, даже не вытираюсь нормально. Тапки забыла, шлепаю босыми ногами. Заглядываю в комнату. Его нет…

Неужели ушел?

Ужас сковывает. Нет, пожалуйста. Он мне так нужен…

Я не могу больше без него. Сегодняшнее спасение прорвало плотину. Я не могу без Давида. Эти полгода не жила, выживала. Страдала и мучилась. Рана отказывалась заживать…

С кухни в коридор падает свет, я тороплюсь туда.

Давид стоит ко мне спиной, смотрит в окно. Оборачивается и оглядывает меня с ног до головы. На мне короткий, выше колен халат – другого в ванной не было. Переминаюсь с ноги на ногу. Ступням холодно. Тюрбан, который замотала, вот-вот свалится с головы.

– Ты быстро.

– Я… спешила.

Боялась, что уйдешь. Безумно боялась.

Почему я не могу озвучить эти мысли? Ну что я за человек, не умею говорить о своих чувствах!

– Я нашел у тебя зеленый чай и немного мяты. Думаю, сойдет, чтобы согреться.

– Спасибо большое. За все. Ты меня спас! Я не знаю как выразить…

– Почему ты босиком? – прерывает Давид. – Простудишься.

– Да… я сейчас. Оденусь.

Бегу в комнату, хватаю другой халат, белый и пушистый, до щиколоток. Надеваю пушистые носки, тапки. Быстро сушу феном волосы, не до конца, оставляю влажными, рассыпанными по плечам. Тороплюсь обратно. Наверное, надо было надеть на себя что-то более приличное. Джинсы, толстовку. Но у меня не хватает на это ни сил ни желания. Мои мысли на кухне, с мужчиной, который ждет меня там. Мы поговорим. Я должна узнать, как он оказался у меня на работе сегодня!

Глава 33

Смотрю в чашку, которую Давид поставил передо мной. С наслаждением вдыхаю аромат мяты. Обожаю этот запах. Он действительно успокаивает.

– Я вызвал полицию, – огорошивает началом разговора Давид.

Поднимаю на него испуганные глаза.

– Когда звонил твоему начальству, еще ментам набрал, – добавляет спокойно. – Я мог бы разобраться с ним сам. Кастрировать, а потом закопать под ближайшим кустом. Но решил что на этот раз буду законопослушным. Не буду врать, что мне это по душе. Он заслужил куда худшего. Так что придется завтра поехать и написать заявление.

– Да… хорошо, – снова опускаю глаза. – Спасибо…

– Хватит меня благодарить.

– Если бы не ты… Ты, наверное, считаешь меня полной идиоткой? Я должна была давно обратиться в полицию. Матвей не оставлял меня в покое…

– Нет, я так не считаю, Лилиана. Хотя, конечно ты наивна. Следовало давно что-то сделать, если понимаешь что парень не в адеквате. Не надо было жалеть его.

– Не знаю что ещё сказать… Ты прав, я очень глупо поступила.

– К сожалению, такое бывает. Когда надеешься на лучшее. Давай больше не будем говорить об этом сегодня. Достаточно того, что тебе придется пережить завтра.

Киваю.

– Тогда объясни, как ты узнал телефон моего работодателя?

– Мне принадлежит пакет акций сети гостиниц, в которой ты работаешь, – голос звучит буднично, равнодушно. А я подпрыгиваю на стуле.

– Что? Но как? Как я умудрилась устроиться на работу именно...? Боже… Ты наверное подумал…

– Успокойся, Лили, – перебивает мой поток бессвязной речи. – Ничего не думал. Я купил пакет акций, когда узнал, что ты устроилась на работу.

Почему-то хмурится, говоря об этом. Его признание ошеломляет. Обхватываю себя руками, потому что тело начинает сотрясать крупная дрожь. Суть нашего разговора ускользает от меня, не удается сконцентрироваться. Давид не пытается сесть ближе, или коснуться меня, тогда почему чувствую захлестывающую волну жара?

– Зачем ты это сделал? – спрашиваю тихо, не поднимая глаз. – Я запуталась… Ничего не понимаю.

– Все просто, Лили. Я следил за тобой. Каждый чертов день знал, чем ты занимаешься. Когда не выходишь из дома. Когда гуляешь одна по дождливому городу. Плачешь на скамейке. Веселишься в баре с подругами…

– Но почему? – мой голос звучит полузадушенно.

– Я не умею признаваться в чувствах, девочка. Прости, но вот так. Придется самой догадаться, – голос Ериханова звучит особенно низко. Прошивает вены горячим током. Он вдруг встает, подходит ко мне. Его ладони ложатся мне на талию. Наши губы так близко. Мои – почему-то ужасно соленые. Доходит, что это потому что из глаз потоком текут слезы.

Всхлипываю, содрогаясь всем телом. Неужели это правда происходит наяву? Губы Давида касаются моих губ. Все происходит само собой. Встаю на цыпочки, обнимаю его за шею. Прижимаюсь к сильному телу, руки любимого стискивают меня крепко-крепко. Забываю обо всем на свете. Все становится неважным. Мне больше не страшно, не больно. Душа возрождается из пепла.

Все чего хочу, это прижаться как можно сильнее. Наш поцелуй очень долгий, мучительно сладкий полный тоски. По тому как его руки жадно шарят по моему телу, можно на миг представить, придумать себе, как безумно Давид тосковал по мне… И я позволяю себе эту иллюзию. Поднимаю руку, касаюсь любимого лица, провожу по отросшей щетине. Как же мне нравится его колючесть. Во всем. Сложный, закрытый для эмоций мужчина. Но тот, кто всегда приходит на помощь. Давид перехватывает мою руку, стискивает запястье и подносит к губам. Целует. Такая незамысловатая ласка, а я вспыхиваю. Подаюсь вперед, Давид обхватывает пальцами мой подбородок, впивается в губы жадным поцелуем. Голодным, неистовым. Другая рука сбрасывает с моих плеч халат. Под которым ничего нет. Вскрикиваю от неожиданности и смущения. Пытаюсь удержать халат.

– Мне нравится твой выбор одежды для чаепития, – хрипло произносит Давид.

Отбрасываю скромность. Обнимаю его за шею, он подхватывает меня на руки и несет в комнату.

Моя кровать совсем не может похвастаться размерами, да и комнату я делила раньше с сестрой. Я так ничего и не поменяла тут. Не до того было.

Давид опускает меня на постель.

– Если я слишком тороплюсь, скажи, – его голос звучит натянуто.

– Нет… нет. Наоборот, ты слишком медлишь, – шепчу и получаю в ответ короткий смешок.

Дело не во внезапно появившейся раскованности. Я просто умираю