– Однако это не мешает мне помогать…

– Ах, что вы! – воскликнул он. – Нет, это сильно мешает! Ведь мы помогаем не только людям, мы стараемся помочь и Богу, а вы полны ненависти. В вашей душе сейчас много зла. Pour un coeur qui s’ecoeure, à le chant de la pluie…[81]

Я не дала ему договорить.

– Какая вам разница, что я испытываю?

Он промолчал, и тогда я спросила его, что известно об Иваре Лисснере, о котором мне писал Патрик. Рабе снова уклонился от ответа, сказал, что видел Лисснера всего пару раз и воздерживается от каких бы то ни было суждений, потому что мы живем в такое время, когда проще всего заподозрить любого человека в любом зле. Люди сошли с ума, и никто никому не верит. Мне недавно рассказала одна русская женщина, из простых, Маша (они с мужем попали в Китай еще в двадцатых годах), что среди белоэмигрантской молодежи начали формировать антисоветские подразделения, которыми управляет то ли японская, то ли немецкая разведка. Я спросила у нее: зачем нужны эти белоэмигрантские части? Против кого они направлены? Оказывается, что из Китая и Маньчжурии забрасывают в Советскую Россию шпионов, а русские со своей стороны забрасывают людей сюда, в Китай и в Маньчжурию, так что теперь весь Дальний Восток наводнен шпионами и доносчиками. У Маши двое мальчиков десяти и четырнадцати лет. Она только руками всплескивает:

– Люди-то до чего стали страшные! Куда мне детей от них прятать?

– Вот, – говорю я вчера доктору Рабе, – а вы меня убеждаете в том, что я не должна искать убийцу, потому что это мешает Богу «делать свое доброе дело». Вы ведь так говорите?

– Зачем вам его искать? Разве можно опираться на ненависть?

– На что же тогда опираться? На убеждения?

– Нет! Люди твердых убеждений ни на что не годны, вы разве не знали? Они не живут, не чувствуют, а замирают с открытым ртом и поднятыми руками, как в остановившемся фильме!

Ушам своим не верю. Это говорит человек, принадлежащий к нацистской партии! Какая путаница, господи. Ушла после разговора с ним полностью разбитая. О чем мы все спорим? Неужели никто на свете, кроме меня, не чувствует, как быстро приближается наша общая страшная ночь?

Вермонт, наши дни

Поскольку Ушаков так резко оборвал свою дружбу с приветливой русской школой, он не знал и последних событий в этой школе, случившихся совсем уже перед закрытием, когда августовская жара достигла своего пика и все на земле стало казаться не светло– и темно-зеленым, как раньше, а словно бы вдруг помутившимся, вязким, и белого стало значительно больше.

Началось с того, что свободолюбивая Саския, разомлев от жары, отправилась одна на речку, когда все дремали и спали, закончив обед свой в просторной столовой. В такое время, то есть после полудня, вообще не рекомендуется купаться. Во-первых, опасно на сытый желудок и, кроме того, слишком жаркое солнце. Но Саския все же отправилась. Мягко переступая по сочной траве своими веревочными, принятыми в здешних местах сандалиями, в которых покрашенные в яркий цвет ногти на полных ногах ее краснели в траве, будто сочные ягоды, Саския добралась до речки, негромко позвякивающей в тишине. Все снявши с себя и в воде отразившись, сомлевшая Саския в позе Данаи легла прямо в речку, у самого берега. Постепенно сладкий сон навалился на ее скульптурные тяжелые веки, закрылись влажно блистающие глаза, и вся голова с волнистыми бронзовыми косами, удобно пристроив себя на коряге, совсем отключилась от внешнего мира.

Проснулась же Саския от того, что незнакомая рука очень нежно поглаживала ее грудь, а к воздуху, медовому и сладкому от цветений, примешался резкий запах спиртного. Над Саскией, покрасневшей от недолгого сна на речном берегу, как абрикос, стоял мускулистый, но голый мужчина, по виду не старый, славянского типа.

– Ай, вах! – в ужасе вскричала Саския, порываясь сделать сразу многое: во-первых, вскочить, во-вторых, убежать, а в-третьих, хотя бы немного прикрыться.

Вскочить ей не удалось, потому что, безобразно опустившись на корточки, незнакомый сатир обеими руками надавил на ее мягкие плечи так, что Саския не могла и шевельнуться. Куда же бежать? Да и как? Невозможно! Прикрыться же было решительно нечем, так как сатиновый, в зеленый горошек, сарафанчик Саскии невинно лежал среди пестренькой травки, сливаясь с ее шелковистым узором.

– Хэллоу, русалка! – прорычал сатир и вдруг откровенно лег рядом с корягой, не выпуская, однако, Саскию из своего плена.

От ужаса Саския заговорила по-английски.

– Да я не фурычу, кончай свои трели, – сказал славянин. А сам между тем притиснул Саскию крепче, и руки пошли безобразничать сразу. – Хорошая телка! Понравилась, вот что.

– А ну, уходи! – крикнула Саския, вспомнив русский язык, и начала яростно царапаться. – Сказала кому: уходи, безобразник!

– Какая, однако! – усмехнулся сатир, не ослабляя объятий. – А я, может, честный? Я, может, женюся?

– А-а-а-а! Помогите! – хрипло и страшно заорала Саския, и в ту же минуту из негустого лесочка возникли три прекрасных юных американских кадета в летней кадетской форме, а именно в белых рубашках и синих широких штанах.

Пользуясь тем, что в американской кадетской школе, расположенной неподалеку от русской культурной школы, тоже была жара, трое юных кадетов самого первого года обучения (однако же сильных и, главное, смелых) пошли искупаться на сельскую речку. Они-то и услышали похожий на предсмертный крик оскорбленной Саскии и, сучья ломая, рванулись на помощь. Дикая картина представилась глазам их. У самого берега подле коряги боролись мужчина и женщина. Совсем обнаженные, в страшном волнении. Мужчина при этом легонько смеялся, а женщине было совсем не до смеху. Молодые и отчаянно смелые кадеты, которым, наверное, придется в Ираке когда-нибудь тоже весьма отличиться, оттащили голого от коряги, заломили назад его покрытые желтым цыплячьим пухом огромные ручищи и, стараясь не глядеть на то, как отползшая к своему сарафанчику женщина лихорадочно одевается, вызвали полицию сразу по трем своим мобильным телефонам.

Тяжелая, в общем, история. Очень! Особенно тяжелая оттого, что предыдущий месяц, то есть июль, был объявлен в государстве США «Месяцем особого национального внимания по отношению к случаям сексуального домогательства и сексуальным оскорблениям».

Вот так и сказал президент:

– I urge all Americans to respond to sexual assault by creating policies at work and school, by engaging in discussions with family and friend, and by making the prevention of sexual assault a priority in their communities.[82]