ответили друзья. – Все живы, здоровы, чего и тебе совершенно искренне желают. Но Катарина сразу, как только мы приехали, чуть было обоз обратно к Дунаю не отправила! – рассказывал шагающий справа от Алексея Гусев. – «Врёте вы всё! – кричит. – Я чувствую, что с Алексеем неладно!» Глаза вытаращила, бледная! Дядьки сразу сани запрягать на двор метнулись, тулупы в них тащат, рухлядь меховую, бабки припасы собирать в дорогу метнулись. Дисциплина, блин! Вот точно бы уехала. Насте наказ, как за Колькой с Егоркой правильно смотреть, даёт. За мамкой гонца послала, она-то как раз у Милицы в это время была. Нас вообще не слушает! Я ей и твоё письмецо дал. Вот же, говорю, Лёшкиной рукой всё тут чёрным по белому прописано – живой, здоровый, любит, просто весь шибко в делах. А-а, её разве остановишь! Радовану, такая, говорит: «А ну в глаза мне смотри и говори честно, что с Алексеем?!» А он же тетю-юх! Блеет ей что-то.

– Ничего я не блеял! – воскликнул возмущённый Вучевич. – Чего наговариваешь? Сам там мямлил чего-то про то, что чуть поцарапало Алексея!

– Ага, ну-ну, понятно, – усмехнулся Егоров. – Оба, выходит, вы, братцы, хороши. Спасовали перед Катаринкой. Так вот прямо и говорите.

– Ну-у, было немного, – признался смущённый Серёга. – Ну уж кому-кому как не тебе знать, какая она! Ладно хоть, тёщенька прибежала. «Куда детей бросать вздумала?!» – кричит. И по-сербски ей крепкими такими выражениями. Я там только чего-то про козу, ну и так всякое, чуть-чуть разобрал. Потом они, как водится, поревели обе на лавке. Потом подробно нас расспросили. Раза три твоё письмо перечитали. Ну и вроде немного успокаиваться начали. Одни сани в Херсон за дядей Михайло послали, остальные распрягать велели. Тут уже совсем скрывать всё глупо было бы. Мы, Лёш, в общих, так сказать, в мягких чертах им рассказали, что у тебя рана была при Измаильском штурме, но она такая неопасная, и что ты уверенно идёшь на поправку. Вон даже и писать письма можешь. Через день, когда уже дядя Михайло из Херсона прикатил, ему, конечно, всё подробно рассказали. Он нас расспросил без присутствия дам и потом уже им всё подробно растолковал. Что уже два месяца со дня получения раны прошло, а это значит, заживает она, тем более под присмотром Дьякова Ильи Павловича и его лекарей. Опять же на это письмо указал. Почерк, говорит, твёрдый, мысли все чёткие, говорит. А это значит – Алексей на поправку пошёл. Ну, а в остальном всё дальше как обычно было. Карпыча помянули, горевали все по дядьке. Даже не представляли, что тут ещё вот такое, – враз помрачнел Гусев. – Как же так, Лёш? Мы ведь, когда нам в первый день прибытия Илья Павлович рассказал про Курта, ну никак не могли в это поверить. Думали, ошибка какая-то. Ну не мог он нас покинуть, ведь столько дел впереди! Потом с ребятами, кто у того места был и кто в лазарете оставался, поговорили, с Велько, с Саввой Ильиным, с ранеными егерями из посечённого плутонга. Тут уже понятно всё стало.

– Да-а, не углядел я за Куртом, ребята, – тихо проговорил Алексей. – Простить себе не могу. Думаю постоянно, может, усилить нужно было его отряд или по-другому засаду устроить.

– Нет твоей вины, командир, – обнял его Гусев. – Война всему виной, и Курт в ней погиб как герой, как настоящий русский офицер, за спины своих солдат не прячась.

– Егорке как это рассказывать? – посмотрел в глаза друга Алексей. – Вот то-то же…

За сутки до указанного к отбытию срока на дорогу к Галацу выкатились пять необычных повозок. На двух больших двухосных и трёх поменьше с одной осью виднелись металлические баки с топками. На каждой повозке сидело по два пожилых егеря при фузеях.

– Котловые телеги волкодавов, – кивнул вслед им караульный капрал. – Говорят, на них кашка ох и скусная получается! Не сподобилось, конечно, мне её отведать, но вот за что сам купил, за то и вам продаю. Говорят, что в них зерно хорошо разваривается и даже старое мясо как парная телятина становится. Не то что в обычном артельном котле.

– А я прошение к Егорьевским подавал, так ведь не взяли, – вздохнул худой и длинный как жердь Викула. – Не можно, говорят, с таким-то вот ростом. От пули трудно, дескать, будет уворачиваться, а они же постоянно под теми пулями скачут.

– Ладно, они-то пусть скачут, да ты и сам тут чаще башкою верти, – хмыкнув, сказал капрал. – Как-никак, а часовым при пороховом складе нонче определён, не шутки это, не хухры-мухры! Пошли, Савелий, всё, смена поста. Позавтракаешь и часика четыре можешь поспать.

– Три дня марша да по таким просохшим дорогам, как раз вовремя к сроку поспеем, Алексей Петрович, – уверенно заявил Кулгунин. – Я предлагаю сильно людей маршем не гнать. Кто его знает, чего там, у этого Галаца, случится. Вдруг сразу на переправу погонят? А переправа это ведь такое дело…

Первые сутки колонна прошла легко. На обед их встретили горячим полевые кухни, и егеря, разлёгшись на расстеленных пологах, черпали варево из своих плоских котелков. Повара, опустошив баки, залили в них из ручья воду, засыпали новую порцию крупы и, дымя трубами, покатили по дороге.

– Вот теперь и отдохнуть можно, – проворчал довольный Горшков. – Пока это у корпусных егерей в котлах харч сготовится, мы уже три сна увидим, – и закинув ноги на вещевой мешок, правда захрапел.

– Умелец, – кивнул в его сторону Кожухов. – Учитесь, щени, в таком сразу видно опытного солдата.

Молодые, без хвоста на касках Кузя и Наум так же сняли сапоги и накинули на их голенища портянки. Повозившись на личных отрезах плотного, провощённого полотна, они так же засопели, как и сотни лежащих на поляне егерей.

Через два часа, когда все остальные подразделения только-только начали снимать первую пробу в своих артельных котлах, роты волкодавов построились и пошли на запад. В двадцати вёрстах на южном берегу озера Кагул у места ночёвки они нагнали полевые кухни. Ужин, сготовленный прямо на колёсах, подкрепил служивых, и они спешили воспользоваться предоставленным им отдыхом. Ночь в июне словно воробьиный носок коротка. Команда – подъём! И в последний раз, отведав из походных кухонь, роты ушли скорым шагом на запад.

– Ну вот и всё, теперяча отмывайте баки как следует! Оси обиходьте! У лошадей подковы и всякую сбрую проверьте и почините, коли есть непорядок, – распорядился старший среди интендантской группы повар Иван. – Теперяча нам уже не догнать своих на марше. Приберёмся и налегке за ними поедем.

Совершив