— Сиджей, я волнуюсь за тебя. Давай померяем тебе давление.

Трент достал свой особый мячик, и я внимательно следил, как он его сжимает, надеясь, что в этот раз он даст мне с ним поиграть.

— Думаю, пора подумать о более действенном лечении.

— Я не хочу делать гемодиализ, Трент.

— Дорогая, ты — центр моей вселенной. Я умру, если с тобой что-нибудь произойдет. Пожалуйста, Сиджей, давай сходим к врачу. Пожалуйста.

Той ночью Сиджей легла спать рано. Хотя Трент не давал мне команды молиться, запах его дыхания был таким сильным, что я все равно подал сигнал.

— Хороший пес, — сказал мне Трент с отсутствующим видом. Только люди могут хвалить собак, даже не взглянув на них.

Следующим утром, когда Трент ушел, Сиджей упала в кухне. В одну секунду она шла с балкона на кухню наполнить банку водой, а в другую — уже лежала на полу. Я почувствовал удар подушечками лап, и когда подбежал к ней, стал лизать ее лицо, но она не реагировала.

Я скулил и лаял. Она не шевелилась. Ее вдохи и выдохи были поверхностными и пахли болезнью и кислым.

Я обезумел. Я подбежал к входной двери, но с другой стороны никого не было слышно. Я залаял. Затем я выбежал на балкон.

Миссис Уоррен стояла на коленях, играя со своими растениями. Я залаял на нее.

— Здравствуй, Макс, — крикнула она мне.

Я думал только о моей девочке, которая лежала на кухне больная, без сознания. Мне надо сообщить об этом миссис Уоррен. Я двинулся вперед, просунув морду между прутьями и залаял на нее так настойчиво, что она не могла не услышать истерику в моем голосе.

Миссис Уоррен опустилась на колени и посмотрела на меня. А я лаял, и лаял, и лаял.

— Что случилось, Макс?

Услышав мое имя и почувствовав вопрос, я развернулся и побежал назад в квартиру, чтобы миссис Уоррен поняла, что проблема там. Затем я выбежал на балкон и залаял снова.

Миссис Уоррен поднялась.

— Сиджей? — неуверенно позвала она, перегибаясь через перила, пытаясь заглянуть к нам в квартиру. Я продолжал лаять.

— Тихо, Макс, — сказала миссис Уоррен. — Трент? Сиджей?

Я продолжал лаять. Потом миссис Уоррен покачала головой, подошла к своей двери, открыла ее и вошла в квартиру. Когда она закрыла за собой дверь, я был настолько ошарашен, что даже престал лаять.

Что она делает?

Скуля, я бросился назад к моей девочке. Ее дыхание становилось все слабее.

Я подбежал к двери и стал отчаянно ее царапать. Безнадежно!.. Мои когти только высекали бороздки на древесине. Я плакал от страха, и мой голос звучал пронзительно и резко. А потом я услышал шум с другой стороны, — звук шагов. Я залаял, прижался носом к щели под дверью и почуял миссис Уоррен и мужчину по имени Гарри, которого я часто видел в коридоре с инструментами.

Дверь приоткрылась.

— Кто-нибудь дома? — громко спросил Гарри.

— Сиджей? Трент? — позвала миссис Уоррен.

Они осторожно вошли внутрь. Я направился в кухню, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что они идут за мной.

— О боже, — произнесла миссис Уоррен.

Через несколько минут пришли какие-то люди, положили Сиджей на носилки и забрали с собой. Миссис Уоррен тем временем держала меня на руках, гладила и говорила, что я хороший пес, но мое сердце бешено колотилось, и я был без ума от страха. Потом она опустила меня, а сама ушла, и Гарри тоже ушел, и я остался один.

Встревоженный, я отчаянно бегал по квартире. За окном начало темнеть, потом спустилась ночь, а Сиджей все не возвращалась. Я вспомнил, как ее щека прижалась к полу, когда она лежала в кухне, и от этого воспоминания снова заскулил.

Когда дверь наконец открылась, на пороге стоял Трент. Сиджей с ним не было.

— Макс, мне так жаль, — сказал он.

Он вывел меня на прогулку, и наконец-то я с облегчением смог поднять ногу на какой-то куст.

— Макс, мы должны поддержать Сиджей. Она не хочет проходить гемодиализ, но выбора нет. Все могло быть намного хуже.

Когда через несколько дней Сиджей вернулась домой, она была очень уставшей и сразу легла в кровать. Я с облегчением улегся рядом с ней, хотя меня волновало то, насколько печальной и обессиленной она вернулась.

Теперь мы с Сиджей каждые несколько дней ездили на машине, которая забирала нас у парадного подъезда нашего здания. Поначалу Трент ездил с нами. Мы заходили в комнату и тихо лежали, пока какие-то люди суетились над моей девочкой. Каждый раз, когда она приезжала сюда, она чувствовала себя слабой и больной, а когда поднималась с кушетки, чтобы ехать домой, то была истощенной и печальной. Но я понимал, что в этом нет вины склонившихся над ней людей, хотя они и делали больно ее руке. Я не рычал на них, как обязательно поступил бы раньше.

На следующий день после такой поездки Сиджей была бодрее и веселее.

— Говорят, что можно прождать годы, пока я получу почку, — сказала Сиджей однажды вечером. — Их очень мало.

— Ну, а я все раздумываю, что подарить тебе на день рождения, — рассмеялся Трент. — У меня как раз есть одна, твой размерчик, вот тут.

— Даже не думай! Я не возьму ни у тебя, ни у одного живого человека. Я сама привела себя в такое состояние, Трент.

— Мне нужна только одна. Вторая — запасная, я ею почти не пользуюсь.

— Смешной ты… Нет, дождусь кадаверной почки. Некоторые люди вообще по двадцать лет проводят на гемодиализе. Когда получу, тогда получу.

Той зимой Сиджей однажды вернулась домой с пластмассовым контейнером, и моему удивлению не было предела, когда открылась дверца, и оттуда выскочила Сникерс!.. Я подбежал к кошке, искренне обрадовавшись, а она выгнула спину, прижала уши и зашипела на меня. Пришлось резко остановиться. Что с ней случилось?

Целый день она обнюхивала квартиру, а я ходил за ней, пытаясь увлечь игрой «тащи игрушку». Но она не хотела иметь со мной никаких дел.

— Как поживают дети миссис Минник? — спросил Трент за ужином.

— Думаю, они чувствуют себя виноватыми. Они практически никогда ее не навещали, — сказала Сиджей.

Сникерс беззвучно запрыгнула на кухонную стойку и с презрением разглядывала кухню с высоты своего положения.

— Я вот думаю про Глорию… Я тоже буду себя так чувствовать? Однажды ее не станет, и я буду жалеть, что недостаточно старалась?

— Хочешь проведать ее? Пригласить ее погулять?

— Честно? Понятия не имею.

— Просто скажи мне, когда решишь.

— Трент, ты самый лучший муж на свете. Мне очень повезло.

— Это мне повезло, Сиджей. Всю свою жизнь я мечтал только об одной девушке, и теперь она моя жена.