– Из-за чего твой отец и рассердился.

Молчание.

– Луиза, – прошептал Генри.

Чэй глянул на Генри и застыл без движения, как гора позади.

– Луиза? – удивился Санборн.

В костре что-то громко треснуло, в воздух выстрелил новый сноп искр и затух.

Неподалеку, на дороге, появились фары – они двигались быстро, потом затормозили. Машина проехала мимо, потом развернулась и покатила обратно, светя фарами в их сторону. Остановилась, и фары погасли. Открылись и хлопнули дверцы. В темноте Генри не мог разобрать, идет к ним кто-нибудь или нет. Он ничего не видел – но сообразил, что приехавшим отлично видно, как они сидят у костра.

– Наверно, хозяин поля, – сказал Санборн. – Может, решил, что мы без спросу вторглись в его владения или что-нибудь в этом духе.

– Мы и вторглись, – сказал Генри.

– Разве это не федеральный парк? Мы туристы. Это не вторжение.

– И в чем, по-твоему, разница?

– Вторжение – это когда есть злой умысел.

– Вторжение – это когда ты вперся на чужую территорию, Санборн.

Что бы это ни было, они вглядывались в темноту над полем, стараясь различить контуры надвигающейся Беды. Чэй не шевелился – пока Чернуха вдруг не вскинула уши.

Генри взял ее за ошейник, и как раз в этот миг двое вступили в свет костра и остановились возле кучи собранных веток.

Один из них держал дробовик, подпирая его дуло другой рукой.

У второго в руке была разбитая бутылка из-под корневого пива. «Адмирал Эймс».

Рыбаки из «Чаудер-хауса».

– Привет, ребятки, – весело сказал первый. – А я уж боялся, что мы вас не найдем.

Чэй не шелохнулся, но Генри, Санборн и Чернуха встали на ноги. Генри не мог отвести глаз от красного отблеска костра, мерцающего на длинном ружейном дуле. Он крепко стиснул ошейник Чернухи.

– Удачно, что вы объяснили, куда едете, – сказал рыбак с ружьем.

– И еще удачней, что сюда ведет только одна дорога, – сказал рыбак с бутылкой из-под «Адмирала Эймса». Генри вспомнил, что его зовут Мак.

– Наверно, это и правда большое подспорье для тех, кто находится в низу дарвиновской лестницы, – сказал Санборн.

Генри подумал, что это не самое подходящее замечание в данной ситуации.

Тот, что был с бутылкой, медленно повернулся к Санборну.

– Умный, значит, – сказал он. – Мне бы столько ума. Да вот беда – когда я был в твоем возрасте, мне пришлось ехать во Вьетнам, чтобы драться за свою страну вот с ним. – И он показал на Чэя.

– Врешь, – возразил Санборн.

– Санборн, – тихонько сказал Генри. По всей видимости, Санборн не понимал, что они угодили в переплет и неплохо бы сейчас придержать язык.

– Да, Санборн, – сказал Мак. – Может, лучше заткнешься? Ты нам не нужен.

– Чего вы хотите? – спросил Генри.

Мак повернул бутылку так, что на ее разбитых краях заиграли блики костра.

– Вернуть эту штучку. – Он посмотрел на Чэя. – Ты потерял ее около кафе. Мы думаем, ты хотел испробовать ее на нас, потому что такая подлость как раз в духе вьетнамских подонков. Вот мы и решили привезти ее обратно и посмотреть, как тебе самому это понравится… Ну что, нравится, узкоглазый?

Услышав это слово, Чэй тоже встал.

– Значит, не нравится? А может, тебе не нравится, когда тебя называют узкоглазым? Так, узкоглазый? Потому что это ты и есть – узкоглазый. – Он шагнул вперед и направил разбитую бутылку на Чэя. – Так что теперь будешь делать, узкоглазый?

– Мы не хотим неприятностей, – сказал Генри.

– Мы тоже их не хотели, – сказал первый, с ружьем. – Мы не просили узкоглазых сюда лезть. Но они полезли – и теперь отнимают у нас работу. Знаешь, сколько лет моя семья рыбачила в Глостере? Знаешь, сколько? – Он дернул ружьем на Чэя. – А потом приезжает этот, и меня отправляют на берег, и Мака тоже, а нанимают… – Он поднял подбородок, указывая им на Чэя. – Пришло время нам самим во всем разобраться, – закончил он.

– Он не рыбак, – сказал Генри.

– Тогда мы порежем его немножко меньше, чем остальных, – сказал Мак.

– Он даже не из Вьетнама.

– Откуда ты знаешь? – спросил Мак. – Ты сидел на вонючем рисовом поле в окружении таких, как он? Ты там был? Ты слышал, как твой приятель кричит от боли, потому что схлопотал пулю в живот, а ты не можешь до него добраться, потому что узкоглазые сделали из него приманку? – Он задрал рукав на левой руке. Даже в колеблющемся свете костра Генри увидел круглые шрамы – целый ряд от запястья до локтя. – В тебя никогда не стреляли?

Чэй шагнул ближе к ним. Первый направил дробовик ему в живот.

– В Камбодже тоже была война, – сказал Чэй. – Только в Камбодже было не важно, на чьей ты стороне. Все хотели тебя убить. – Он кивнул на приехавших. – Они были такие, как вы.

Если не считать потрескивания костра, все было тихо под сенью огромной горы. Даже ветер не ворошил ее длинные распущенные волосы. Чернуха тявкнула и тут же замолкла.

Чэй стянул с себя регбийку Франклина, и Генри впервые заметил у него на спине длинные рубцы. Свежие. В свете костра они отливали красным.

Даже сейчас, когда Беда подступила совсем близко, Генри попытался угадать, откуда они взялись. Неужто Чэй получил их из-за Луизы? Из-за того, что осмелился полюбить американскую девушку – а она его?

Чэй бросил свою рубашку Генри.

– Генри, Санборн, – сказал он. – Идите отсюда. И подальше.

Генри посмотрел на двоих с ружьем и бутылкой, направленными на Чэя.

«Если ты построишь свой дом подальше от Беды, она никогда тебя не найдет», – говорил Генри его отец.

Он ошибался, подумал Генри.

С Бедой приходится жить.

Он наклонился, чтобы поднять рубашку Франклина, упавшую возле костра. Отпустил Чернухин ошейник. Взял из костра ветку – толстую, с горящим концом. Выпрямился. Размахнулся.

– Эй! – крикнул Мак.

Все это заняло примерно полсекунды.

В следующие полсекунды Чэй обернулся и увидел, что делает Генри.

Чернуха прыгнула перед Чэем.

Санборн нагнулся к костру за другой горящей веткой.

И с криком, похожим на те, что когда-то разносились над Бухтой дикарей, Генри метнул свою ветку – завертевшуюся колесом – в Мака, который поднял руку в шрамах, чтобы прикрыться, но не успел, и ветка угодила ему в грудь и лицо, рассыпав вокруг дождь искр.

Он выронил разбитую бутылку.

Потом первый рыбак поднял руку, защищаясь от ветки Санборна.