— Машунь, — Красовская жалобно посмотрела на подругу, — ты хоть спроси у Льва Ивановича, мой муж, он как… Для него это чем-то грозит?

— Ничем не грозит, глупая! — засмеялась Мария. — Он-то здесь при чем? Он даже не свидетель, потому что преступление совершено раньше, чем они туда вошли. Они просто обнаружили тело, и все. Я не понимаю, почему ты волнуешься, Аня? У твоего Ивана столько высокопоставленных покровителей, у него заказчики с такими регалиями, что достаточно одного звонка, и все разжуют и на блюдечке подадут.

— Он мне тоже ничего не рассказывает, — вздохнула Красовская.

То, что немного улеглось в душе с того злополучного вечера, снова всплыло, заставив где-то внутри ныть и болеть, как дырявый зуб. Мария ехала домой, на душе у нее было очень тревожно. Тревожно и страшно от того, что в городе вот так запросто могут убить человека. И не просто на улице или в темной подворотне, а во время игры в месте, куда приходят люди, где, кажется, все хорошо организовано. Казалось, что злодеи, затаившиеся в ночной Москве, всемогущи, что им нет преград и они могут все.

Что я себя мучаю, пыталась восстановить душевное равновесие Мария, Гуров разберется. Если дело на контроле в МВД, то его раскроют. Рядом Станислав, у них есть Петр, а он ведь генерал. Ребята все сделают как надо, они разберутся, защитят, они обязательно найдут убийцу, и все будет хорошо. Это просто от усталости нервы расходились. Я же актриса, успокаивала она себя, у меня слишком эмоциональная профессия, вот и устаю.

К дому Мария подходила уже почти спокойной, но напряжение снова сдавило ее безжалостными тисками, когда она подошла к подъезду. Только что подъехавшая полицейская машина стояла напротив, несколько зевак наблюдали, как полицейские открывают двери старенькой запыленной «Хонды». Мария замедлила шаг, потом остановилась как вкопанная. На переднем сиденье лежало тело женщины в нелепом ярком маскарадном наряде. Женщина была мертва, это Мария поняла сразу. Что-то неуловимо отличает труп от пьяного, спящего или человека, просто находящегося в бессознательном состоянии. Непромытое, почти коричневое лицо выдавало в женщине алкоголичку. Полицейские просили отойти посторонних, возле машины молодой лейтенант разговаривал с кем-то по рации. Говорили о том, что машина числится с самого утра в угоне.

А возле «Хонды» эксперты щелкали фотоаппаратом, что-то осматривали, приседая на корточки. Потом, расстелив полиэтилен, стали вытаскивать труп женщины. Он выглядел как тряпичная кукла. Руки и ноги свисали и все время цеплялись за машину и сиденье. Нелепый костюм еще больше увеличивал сходство тела с куклой.

— Маша, что ты тут стоишь? — послышался рядом такой родной голос. Гуров обнял жену за плечи и поднял за подбородок ее лицо вверх. — Зачем тебе смотреть на это? Иди домой, я скоро тоже поднимусь.

— Ты здесь? — не столько удивленно, сколько с радостью в голосе спросила Мария. — Почему?

— Мне позвонил дежурный по городу. Возле нашего подъезда… вот я и решил приехать. Иди, Машенька, я скоро!

Мария кивнула и направилась к подъезду. Гуров проводил ее взглядом, потом подошел к оперативнику:

— Ну, что у вас есть?

— Пока мало, товарищ полковник, зато нелепость на нелепости.

— В каком смысле? Поясните.

— Эту женщину опознал местный участковый. Алкоголичка, квартиру имеет, но предпочитает бомжевать. Мы отправили отпечатки ее пальцев, скоро получим ответ. Она имеет судимость, и через час у нас будет основание считать, что личность убитой установлена.

— А машина?

— Машина в угоне. Хозяин живет на Шаболовке. Заявление об угоне поступило сегодня в половине девятого утра. Свидетелей уже опрашиваем. И здесь, и на Шаболовке, начали поквартирный обход, снимаем данные с камер видеонаблюдения.

— Хорошо, работайте, — кивнул Гуров и отошел к своему подъезду.

Он взглянул на машину и суетящихся криминалистов со стороны. Действительно, что за нелепость, подогнать угнанную машину к элитному, в общем-то, дому. И не просто машину, а усадить в нее труп бомжихи в клоунском наряде. Нелепость? Или преступники захотели привлечь чье-то внимание? Слишком уж все нарочито, броско. Похоже на то, что действительно хотели привлечь внимание. Осталось выяснить, чье именно.

Гуров решительно открыл дверь подъезда и вошел в прохладу чистого подъезда. Раз уж приехал, надо пообедать дома, да и Машку успокоить. Что-то она сама на себя не похожа сегодня. Может, в театре что-то, а он даже не спросил! Хотя Маша не только сегодня такая, она уже несколько дней смурная. У нее тонкая душевная организация, и в отличие от нас она не привыкла к созерцанию и осознанию происходящих рядом с ней убийств.

Открыв дверь своим ключом, Гуров вошел в прихожую и удивился тишине в квартире. Он постоял, прислушиваясь, потом прошел в гостиную и увидел Машу, лежавшую на диване. Она уткнулась головой в подушку, подтянула ноги к груди. Такое ощущение, словно хотела спрятаться, вжаться в диван так, чтобы скрыться от окружающего мира.

— Маша! — Гуров кинулся к жене, опустился на колени возле дивана и взял в руки ее лицо. — Машенька, что с тобой?

Мария посмотрела на него с такой болью в глазах, что Лев испугался. А потом обхватила его за шею, прижалась и прошептала со слезами:

— Я боюсь, понимаешь. Мне просто стало страшно.

— Глупая, чего тебе бояться? — стараясь говорить уверенно и весело, сказал Гуров. — С таким мужем тебе нечего бояться, с ним ты как за каменной стеной. Нет, за чугунной. Хотя… А что крепче, камень или чугун?

Он нес еще какую-то ахинею, стараясь снять с нее напряжение, он гладил ее по волосам, прижимал к себе, старательно улыбался. Но она вдруг отстранилась, посмотрела ему в глаза и со страхом в голосе прошептала:

— Ты не понял. На ней был костюм Коломбины.

— В смысле? — удивленно уставился на жену Лев. — На ком?

— На той женщине в машине. На мертвой. Это костюм Коломбины.

— Коломбины? Это что-то из национальных итальянских…

— Коломбина, — нетерпеливо стала объяснять Мария, — традиционный персонаж итальянской народной комедии масок. Понимаешь, они знают, что я актриса, что твоя жена театральная актриса! Это намек, это угроза, понимаешь? Я боюсь!

— Ну-ну! — Гуров снова обхватил жену руками и, поднявшись с пола, сел рядом с ней на диван. — Не надо так. Я серьезно говорю тебе, что угрозы нет. Что бы этот наряд ни обозначал, что бы злоумышленники ни имели в виду, тебе ничего не угрожает и угрожать не будет. Я тебе обещаю, что сейчас же вернусь к себе и возьму под самый полный контроль разыскные мероприятия по этому делу. И вот еще что, Маша… Я отправлю тебя из города…

— Ага, — кивнула Мария, — ты теперь согласен со мной, да?

— Ни с чем я не согласен, — улыбнулся Гуров. — Просто тебе нужен отдых, тебе нужно сменить обстановку, развеяться. Ты ведь теперь не сможешь ходить мимо нашего подъезда, не вспомнив ужасный труп женщины. А надо обязательно забыть, вот и вся причина.