– Живи подольше, Ва. Успей узнать все хорошее, что есть в жизни, – повторяла старуха-мать. – Я ничего тебе не дала, кроме голода. Пусть же великий Дервиш смилостивится над тобой.

– Мама, мне страшно, что я умру, – говорил Ва, прижимаясь к ней ночами. – Мне страшно, что я умру рано. Или ослепну, как отец.

– Живи так, чтобы в любой миг не пожалеть о смерти, – успокаивала мама. – Делай все, что хочешь. Радуйся каждый день. И тогда ты не будешь бояться часа, когда великий Дервиш придет за тобой.

Ва не верил в Дервиша. Только в себя. И когда пришло время, он добавил еще один слог – «Та» от слова «таус» – «бык». С тех пор полное имя Тавара звучало как «Таус варрай» – «Бычье здоровье».

Он до сих пор боялся смерти, слепоты и голода. И сделал все, чтобы этого избежать. Он старался в каждом дне находить пользу, и пока бродил между фонтанами, раздумывая о том, как порадовать себя и сбить мерзкий привкус от слов Нико, в голову пришли строки судмирского поэта Фиши:

* * *

– О все боги мира… – выдохнул Нико, выйдя на балкон в большом зале главного храма.

Здесь все было желтым из-за огромного купола, состоявшего из ажурной металлической сетки, детали которой соединили в узор наподобие сот и вставили внутрь янтарные стекла. Раньше Нико сравнивал перекрытия храмовых башен с кукурузными початками, но с тех пор как побывал на Валааре, полупрозрачные конусы казались ему больше похожими на сосновые шишки. Внизу, целиком закрыв мозаику пола, стояли порченые с цветными кругами на щеках, сделанными для того, чтобы легче было отдавать распоряжения и распределять затменников согласно Цели.

От плакальщиков было мало толку на кухне, где иногда все же водилось мясо, и в лечебницах, где вместо рева надо было лечить раненых. Зато они прекрасно справлялись с самой тяжелой работой. Правдолюбцы не могли помогать с малышами, потому что не умели рассказывать сказки, придумывать истории и успокаивать детей обманом. Цели безногих и уродов были очевидны, так что им кругов не делали. Но все остальные не избежали этой участи.

– Перед вами Нишайравиннам Корхеннес Седьмой, – сказал Кайоши, которого подвезли к балюстраде.

Две с лишним тысячи человек опустились на колени и коснулись лбами пола.

– Ну можно, я его все-таки обниму? – канючила Яни, стоя возле кресла Клецки. – Я так соскучилась!

– Нельзя, – шепнул сын Драконов. – Это недопустимо. Нико – властий Соаху.

– Ну я сзади! Незаметно! Ну хоть чуть-чуть.

– Яни, – нахмурилась Сиина, и девочке пришлось отступить.

– Встаньте! – скомандовал Нико, жестом поприветствовал затменников и ушел с балкона.

– Вот же пепел, – выдохнул он, почти вывалившись в коридор, стены которого были сплошь покрыты барельефами, а потолок над головой состоял из того же ярко-желтого стекла и тянулся сквозь все здание до южной стены. Таких коридоров, расходившихся от центрального купола, в главном храме было больше пятидесяти, и, глядя на него с вершины горы Достойного Праха, можно было увидеть янтарное солнце.

– Ты как, Нико? – с тревогой спросила Сиина. – Ты очень бледный.

Она сама выглядела не лучше. Страх, разрывавший ее изнутри, почти достиг предела, и всего за пару дней Сиина усохла, а под глазами у нее проступили синяки.

– Я чуть не умер от переживаний, а они просто заблудились в лесу на два дня! – в сердцах сказал властий. – Заблудились! Иди сюда, Яни.

Седьмой только что вернулся с площади вместе с Астре и еще не успел поздороваться с друзьями, когда его потащили на пятый этаж, чтобы он показался порченым, пока не снял одежду. Она вся пропотела и посерела от дорожной пыли, надо было постирать перед завтрашним днем, чтобы высохла за ночь.

– Ура-а-а! – Яни с ходу врезалась в Нико. Сегодня ее косички были особенно кривыми. Сразу видно – заплетал Зехма. – А можно, я тебя крепко-крепко сожму?

– Нет, белка, иначе ты сломаешь мне ребра, – улыбнулся Нико и обратился к остальным: – Я до одури рад вас видеть.

Сиина, Олья, Марх и Кайоши поднялись вместе с ним. Остальные были заняты распределением белых одежд, которые привез Клецка.

– Все настолько по плану, что даже подозрительно, – сказал Марх, скрестив руки на груди и барабаня пальцами по сгибу локтя.

Он стал чем-то похож на остроухов с тех пор, как начал носить оружейный пояс и собирать лохматые волосы в хвост.

– Все по плану, кроме того, что вы заблудились, – поправил Кайоши. – Но, к счастью, нашего властия так легко не пробить. Я очень горжусь вами, Нико.

Седьмой улыбнулся и хлопнул Клецку по плечу. Драконий сын, как всегда, был спокоен, безупречно расчесан и одет в платье, пахнущее мелиссой. Как он вообще находил на это время?

– Сиина, как у вас с предчувствиями?

– Я не знаю, – покачала головой порченая, держа ладонь на солнечном сплетении. – Очень большой страх на завтра. И он все разбухает. Я не могу почувствовать те, что под ним.

– Вам всем надо быстрее подружиться со старой У! – взбудораженно запрыгала Яни. – Если вы станете ее семьей, она будет знать беды и про вас тоже!

– Я уже говорила со старой У, – вздохнула Сиина. – Она чувствует смерти пяти сотен человек. У нее такой большой страх, что он вообще все перекрыл.

– Пять сотен?! – ужаснулся Нико.

– Порченые, – сказал Кайоши. – Как я и предполагал, все сильные мужчины рудника собираются во внешний круг. Они закроют детей, женщин и стариков. Во втором круге у нас около ста двадцати сильных прималей. Веды и таосские шаманы договорились использовать ветер. Он сдержит наемников на какое-то время.

– Ветер – легче всего и нам, и им, – кивнула Олья, держа на руках Морошку и терпя ее бодания. – Они ветер лучше всего умеют. И мы ветром уже были, когда шторм приключился.

– Я еще позанимаюсь с третьим кругом, сколько успею, – произнесла Сиина. – Они быстро учатся. Азы уже знают. Завтра страх будет просто огромный. Если мы направим его в нужное русло, то многих остановим.

– А что там Доо с Ясурамой? – спросил Нико.

– Пока ничего важного, – помотал головой Кайоши. – Они на таблетках живут в последние дни. Сейчас тоже спят. Осита их периодически будит. Думаю, если они что-то и увидят, то не раньше, чем за полночь.

– Астре очнулся, – сообщил подошедший сзади Рори. – Отходит потихоньку.

Нико аж вздрогнул.

– Твою ж! – выругался он, обернувшись. – Напугал до смерти! Ходишь, как привидение.

– Как учил, так и хожу, – нахмурился плакальщик.