Шайна с трудом поднялась и медленно направилась мимо Габриеля к двери. Открыла ее и вышла к коридор. Габриель молча последовал за нею. Остановился в дверном проеме, равнодушно наблюдая, как Шайна нерешительно переминается в коридоре, озираясь по сторонам.

– Где твоя комната? – спросила она, не поворачивая головы.

– Зачем тебе знать? – коротко спросил он.

Шайна оглянулась через плечо и настойчиво повторила:

– Которая?

– Эта, – указал он на дверь в противоположной стене холла.

Шайна подошла к двери, открыла ее и заставила себя шагнуть через порог. Она торопливо перебирала вещи Габриеля и вскоре нашла то, что искала.

Габриель недоумевающе следил за ней. Когда она выпрямилась, он увидел в ее руках пистолет. Встревожившись, Габриель шагнул вперед.

– Шайна! Зачем ты взяла его? – воскликнул он.

С каменным лицом Шайна подошла к нему, сунула в руки тяжелую рукоять пистолета.

– Возьми, – тихо сказала она. Габриель не шелохнулся, и тогда она повторила чуть громче: – Ну же! Возьми!

Он осторожно взял у нее из рук пистолет.

– Что все это значит? – спросил он неподвижно застывшую перед ним Шайну.

– Ты приехал в Англию, чтобы разыскать меня, – безразличным тоном сказала она. – Приехал, чтобы убить меня, не так ли?

Габриель отвел глаза в сторону. Немного помолчал, затем коротко бросил:

– Так.

– Тогда действуй!

– Шайна…

– Нет, нет, – прервала она его. – Ты уже осудил меня в своем сердце и вынес приговор. Я говорила, что не предавала тебя. Клялась, что неповинна в гибели твоих людей. Ты мне не поверил. Что ж, если ты по-прежнему уверен в моей вине, – давай, приступай. Отомсти мне!

Габриель посмотрел на пистолет, лежащий у него на ладони. Красивая и опасная вещь из металла и красного дерева.

Он поднял глаза на Шайну. Сколько безнадежности в ее взгляде! Сколько обреченности и готовности принести себя в жертву в ее застывших голубых льдинках глаз!

Ему невыносимо было видеть ее такой жалкой. Невыносимо.

Габриель отвернулся и осторожно положил пистолет на стол.

– Возвращайся в постель, Шайна, – вяло сказал он. – А завтра мы уедем отсюда.

– И куда же? – безразлично спросила она.

– Домой.

Какая же она хрупкая, беззащитная, юная в его просторной рубашке.

– Завтра мы сядем на судно, отплывающее в Северную Каролину. Поедем в Фокс-Медоу. – Габриель заметил, как напряглась Шайна, и поспешил успокоить ее: – Там мы будем в безопасности. После моего освобождения люди Спотсвуда рыщут по соседним штатам в поисках остатков моего экипажа. А дома никто нас искать и не подумает.

– Зачем ты хочешь отвезти меня туда? – спросила она. – Почему не хочешь закончить все здесь? Отомстил бы сразу! Разве не этого ты хочешь?

Габриель медленно покачал головой. Как случилось, что треснул, растаял лед в его душе? А ведь он был так уверен в том, что она предала его. Лгала, шепча слова любви. С холодным сердцем отправила на смерть его лучших людей. Как он мечтал о том дне, когда сможет отомстить ей за все, как ждал он этой минуты! И вот она пришла, но…

Габриель был уверен, что не дрогнет и совершит то, что поклялся совершить, как только Шайна попадет к нему в руки. Выслеживал ее, продумывал планы мести, а теперь…

– Иди ложись, Шайна, – повторил он. – Я всегда делаю то, что обещаю. И живу по собственным законам. Но я никогда, никогда не подниму руку на невиновного. Ты утверждаешь, что невиновна в гибели моих людей…

– Но ты не веришь этому, – вставила она.

– Не важно, верю я тебе или нет. Я отвезу тебя в Фокс-Медоу. Дам тебе шанс доказать, что ты невиновна. Но будь уверена, если тебе не удастся это сделать, ты пожалеешь о том, что совершила.

Шайна молча кивнула и вернулась в свою спальню. И там, лежа в полутьме, освещаемой лишь слабым пламенем огня в камине, она подумала, что в окружавшем ее непроницаемом мраке наконец-то забрезжил свет. Хотя Габриель и не поверил пока в ее невиновность, что-то все же переменилось в нем. Ей остается надеяться, что где-то в глубине его души еще остается вера в то, что она, Шайна, не солгала и не предала. Этой верой теперь будет жить и она. Шаг за шагом, она сумеет выбраться из этой бездонной пропасти отчаяния.

И только теперь, оставшись одна, Шайна до конца осознала – как близко к краю она стояла сегодня. Ведь достаточно было Габриелю нажать курок, и…

Да, можно считать, что сегодня она второй раз родилась на свет. Так пусть же этот свет не гаснет, пусть ведет ее сквозь мрак и отчаяние.

А по другую сторону большого пустынного холла, в кресле, сгорбившись, сидел Габриель. Свечи в его комнате давно догорели, и тьма беспросветной ночи обступила со всех сторон. Ладонь Габриеля гладила полированное дерево рукоятки пистолета, лежавшего рядом с ним на столе.

Готовность Шайны принять смерть от его руки потрясла Габриеля. Полмира проехал, проплыл, проскакал он, чтобы отомстить этой женщине, – и не смог. Он поймал себя на том, что в глубине души ему хочется поверить в невиновность Шайны. А он-то надеялся, что его сердце навсегда закрылось для любви, что ему уже никогда не грозит этот сладкий плен. Но огонь любви, как оказалось, никогда не угасал в его сердце, продолжал жить словно маленький светлячок.

Габриель прикрыл глаза, пытаясь вызвать в себе прежнюю ненависть к Шайне – холодную и непреклонную. Раньше она приходила в его сердце легко и быстро, и никакие сомнения не терзали его душу.

Теперь что-то изменилось. Желание мстить отошло на задний план, больше всего ему захотелось убедиться в невиновности Шайны.

Да, убедиться в том, что она не совершала предательства, что сама стала, как и он, жертвой чьего-то злого умысла. И тогда он снова обретет ее, и любовь еще вернется к ним.

Габриель очень хотел этого, но отгонял от себя подобные мысли.

На следующее утро Габриель и Шайна в платье, взятом у горничной и наспех подшитом по фигуре, покинули загородный дом и отправились в Лондон, в дом Уэзерфордов.

– Уэзерфорд? – переспросила Шайна, когда Габриель сообщил ей о цели их путешествия. – В дом маркиза Уэзерфорда на Гревилль-стрит?

– Нет, к старой маркизе – его матери – на Гросвенор-сквер. Ты знаешь ее?

Шайна пожала плечами.

– Слышала о ней. Мои родители не входили в круг ее друзей. А каким образом ты связан с нею?

Габриель, не отрываясь, смотрел на мирный сельский пейзаж, проплывающий за окном кареты.

– Это моя бабушка.

– Не может быть! – воскликнула Шайна.