Он попытался ударить меня головой в лицо, но я отступил на шаг… и споткнулся. Размахивая мечом с яростью безумца, тафур прыгнул на меня.

— Ну же, шут! Где твоя ловкость? — рассмеялся враг. — Выходит, кувыркаться легче, чем драться, как и подобает мужчине.

Я осторожно отступил еще на шаг. Тафур владел своим оружием куда лучше, чем я своим. В этом поединке преимущество было за ним. Тяжелая и неуклюжая секира едва держалась в моих дрожащих руках.

— Давай, шут, иди ко мне. — Он послал мне воздушный поцелуй. — Я покажу тебе, как это делается.

Я остановился, с трудом переводя дух. Сил на то, чтобы отразить очередную атаку, не оставалось. Ноги подгибались, пальцы словно онемели. Я понимал, что если не придумаю сейчас что-нибудь, какой-то трюк, все будет кончено после следующего удара.

И тут меня осенило. Назвать то, что пришло мне в голову, солдатской хитростью не повернулся бы язык — скорее это была дерзкая выходка шута.

— Чего ж ты ждешь? Иди сам. — Я опустил секиру, сделав вид, что признаю поражение. — Или боишься?

Я повернулся к нему спиной, надеясь, что еще не лишился рассудка. Наклонился. Задрал тунику. И показал ему свой голый зад.

— Ну что? Не думал, что увидишь такое? Наверное, тебе нечем похвастать. Жаль, здесь нет достойного противника.

Я отшвырнул секиру на несколько шагов вперед.

Взревев от злости, он бросился ко мне, но в тот момент, когда его меч уже взлетел, чтобы рассечь меня пополам, я сделал кувырок. Клинок со свистом разрезал воздух и уткнулся в сырую землю.

Я приземлился на ноги, развернулся и ухватился за рукоять секиры. Тафур, явно не ожидавший такого маневра, замешкался и растерялся. Но уже в следующий миг удивление на его лице сменилось страхом. Теперь уже я рассмеялся и послал ему воздушный поцелуй.

Взмах. Удар. И голова врага полетела в кусты.

Обессиленный, я опустился на колени. Все мышцы мои дрожали, сердце едва не выпрыгивало, а легкие горели огнем. Я отшвырнул секиру и глубоко вдохнул.

И еще раз. И еще.

Потом я поднялся, подобрал посох и уже стал выпрямляться, когда за спиной у меня прозвучал насмешливый голос:

— Неплохо, трактирщик. Ловкий трюк. Но прибереги парочку поцелуев и для нас.

Я обернулся. Еще один тафур. С черным крестом на шлеме и поднятым забралом. Холодное, изуродованное шрамами лицо. Лицо, показавшееся мне знакомым. Где я мог его видеть?

Впрочем, сейчас мне было не до воспоминаний.

Потому что тафур держал Эмили.

— Отпусти ее. Она здесь ни при чем.

Тафур был высокий, плотный и сильный. Длинные темные волосы падали на изрезанное шрамами лицо. На шее был отчетливо виден выжженный черный крест. Держа Эмили за волосы одной рукой, другой он прижимал к ее горлу меч.

— Отпустить ее? — Он рассмеялся и стал накручивать волосы девушки на палец. — Но она же такая миленькая. Такая свеженькая. — Он потянул носом. — Как и ты, я не часто развлекаюсь с породистыми сучками.

Я шагнул к нему.

— Что тебе от меня нужно?

— Думаю, ты знаешь, трактирщик. И думаю, ты также знаешь, где мы с тобой встречались.

Жесткий взгляд. Насмешливо прищуренные глаза. В какой-то момент я как будто переместился в прошлое. В Антиохию. В небольшую церквушку…

Да, он убил турка…

— Так это ты…

Тафур усмехнулся.

— Вспомнил, трактирщик? Ты свободен… Не забыл? В нашу прошлую встречу какой-то неверный собирался распороть тебе брюхо. Но достаточно воспоминаний. — Он толкнул Эмили, и она упала на колени. — Я буду только счастлив отпустить ее. Но лишь после того, как ты передашь то, что принадлежит мне по праву.

— Так что же тебе нужно? Скажи! — крикнул я. — Вы уже забрали у меня все!

— Не все, трактирщик. — Тафур потянул Эмили за волосы, заставляя поднять голову, и провел серебристым клинком по горлу. — Так где оно? Ее будущее зависит от тебя.

— Где что? — снова крикнул я, не отрывая глаз от девушки. Закипавшая в крови ярость придавала сил.

— Не играй со мной, Рыжий, — осклабился тафур. — Ты был там, в Антиохии. Ты заходил в ту церковь. Я тебя видел там. И не для того, чтобы помолиться. А теперь отвечай побыстрее, или я с удовольствием пущу ей кровь.

Я был там… Внезапно все стало ясно. Крест. Золотой крест, который я украл из церкви. Так вот из-за чего это все. Вот из-за чего погибали невинные люди. Вот из-за чего горели дома.

— Он закопан… на холме. Отпусти ее. Я отдам его тебе.

— Я не собираюсь с тобой торговаться. — Правая щека тафура нервно задергалась. — Отдай мне мое, а не то я зарежу ее, как свинью, и ты будешь следующим.

— Возьми. Я забрал его из церкви. Для меня он всего лишь безделушка. Даже не представляю, чем он так ценен. Так что отпусти ее, и я принесу тебе твой золотой крест. Обещаю.

— Крест? — Губы его затряслись от гнева. Он дернул Эмили за волосы и сплюнул. — Мне не нужен твой дурацкий крест, даже если ты вытащил его из задницы самого святого Петра. Речь не о нем. Мне нужно другое, и ты знаешь что.

— Не знаю! — У меня уже раскалывалась голова. В любой момент этот ублюдок мог повернуть клинок и… — У меня ничего больше нет!

— Есть.

Рука с мечом напряглась. Эмили застонала.

— Нет!

Боже, что еще ему может быть нужно? Я смотрел на тафура, это чудовище в облике человека. Черный Крест. Он убил Софи. Он бросил в огонь моего сына. Он отнял у меня все, что я любил, чем дорожил, ради чего жил. Но ему мало, он пришел снова. Чтобы убивать. И так будет продолжаться. И все из-за чего? Из-за некой вещи, которой у меня нет.

— Что бы ты ни искал, разве стоило из-за этого следовать за мной из самой Святой земли? Грабить и без того нищие деревни? Убивать детей? Ты убил мою жену и сына!

— Оно того стоит! — Его глаза вспыхнули. — Те, о ком ты говорил, ничего не значат по сравнению с этим сокровищем. Оно в тысячу раз дороже твоих жены и сына. — Черный Крест уже трясся от ярости. — А теперь, трактирщик, отдай его мне! Или я избавлю мир от еще одной твоей любимой.

— Нет. — Я покачал головой. Странно, но на меня снизошло вдруг необыкновенное спокойствие. — Больше ты ничего у меня не отнимешь.

Я посмотрел на Эмили. Она едва заметно кивнула и даже попыталась улыбнуться.

Я знал, что если брошусь на него сейчас, он не посмеет убить ее. Не Эмили была нужна Черному Кресту, а я. Потому что путь к таинственному сокровищу лежал не через нее, а через меня.

Он не мог рисковать тем единственным, на что я бы согласился обменять свой трофей из крестового похода. Я сжал посох, свое последнее оружие. Посох против меча. Но у меня было кое-что еще.