И уже скоро мимо нового порта проплывали три струга Матвея Мещеряка. Со стен и дозорных башен на казаков поглядывали всё те же стрельцы в красных мундирах. Но были тут и казаки, видать, из реестровых, и степняки. Эти возили сюда лошадей да баранов, кумыс и мёд. И мужички-строители делали свою работу – стучали топорами. Было что ещё поправить…

– Стало быть, вот ты какая, Самара, – процедил Матвей. – Хорош городок! Глядь, как улей гудит! С таким соседством Барбоша, волк степной, за всё золото мира не ужился бы!

– Это верно, Богдану волю подавай, – вторил ему Тимоха. – Такие пчёлы, краснокафтанные, да с пищалями и секирами, коли им не угодишь, до смерти покусают!

– Вот-вот, до смерти, – мрачно повторил Матвей.

Недоброе предчувствие теснило его грудь.

– Гляди, – крикнул кто-то из казаков. – Бабы!

И верно, топали бабёнки к реке с коромыслами. Прачки, кухарки, хозяюшки!

– Ишь ты, обживаются! – заметил Тимоха. – Коли бабы тут – это серьёзно! Как они их делют-то – такой толпой! Бабы, должно быть, тут терпеливые!

Но женщины, набиравшие воду, заливисто смеялись.

– Гляди, всё им нипочём, – вздохнул Болтун. – Разохотились, стало быть!

Гребцы заржали. Крепость жила своей полустепной-полуосёдлой жизнью. И, кажется, жила счастливо. Женщины подметили казаков, заулыбались.

– А может, завалимся погостить, атаман? – продолжал Тимоха Болтун. – Может, и нам, удалым, чего перепадёт?

Кажется, всем хотелось того же.

– А нас приглашали? – серьёзно спросил Матвей.

– Нет, а мы с ходу, как татары.

– Незваный гость и татарина хуже, – бросил атаман. А заметив двух казачков, купавших лошадей, добавил: – А ну, ребята, ближе к берегу!

Струг пошёл влево.

– Эй, казачки! – окликнул их Матвей. – А где славный атаман Богдан Барбоша? Скажите, коли знаете?

– А ты друг ему? – крикнул в ответ один из казаков, что постарше.

Тимоха Болтун покачал головой:

– Скажешь: «друг», сейчас тебе, атаман, руки вязать будут, – бросил он. – Откуда ты знаешь, чего он тут натворил, пока мы за Камнем шлялись? А ещё пальнут по нам с тех вон бойниц – и потопят наши скорлупки!

– Типун тебе на язык, – огрызнулся Матвей. – Я из Москвы плыву! – зычно крикнул он казакам. – Атаман Матвей Мещеряк волей казацкой и милостью государевой! А Барбоше мне надо весточку передать! – он подмигнул своим. – От самого пресветлого боярина Годунова!

Казаки зашептались: они слышали имя Мещеряка! Оба поклонились гостям.

– Богдан на Яик ушёл! – крикнул казак помоложе.

– А куда на Яик? Он большой!

Казаки вновь заговорили друг с другом.

– Да, говорят, на острове он! Есть там остров посреди реки!

– Кош-Яик! – кивнул своим Матвей. – Спасибо, казаки! – он кивнул в сторону крепости над Самарой. – Как быстро острог-то срубили?

– Так его под Казанью срубили, – сказал казак постарше. – Там и поставили! А сюда плотами по Волге сплавили. И поставили одним махом! За полтора месяцочка – раз, и стоит!

– Кто ж так лихо придумал?

– Да воевода наш и придумал!

– И как зовут вашего хитреца воеводу?

– Князь Засекин!

– Князь, ух ты! – покачал головой Матвей.

– Сурьёзный мужик! – кивнул казак постарше. – Всю Ливонскую войну прошёл!

Мещеряк поглаживал бороду.

– Бывалый, стало быть! Ну что ж, на этих рубежах другому и делать нечего! Не башкиры придут, так ногайцы объявятся! Прощайте, казаки!

– Прощай, атаман! – крикнул молодой казак.

– Прощай! – поклонился ему вослед казак постарше. – Только помни, атаман, твой Барбоша нынче не в чести! Осторожен будь!

– Спасибо! – махнул рукой Мещеряк.

Молодая крепость Самара с грозными башнями уходила назад по реке. Что-то тревожное вдруг впилось в сердце атамана, когда он провожал ту крепость взглядом. И ведь не проходило, напротив – стало саднить, мучить его! Бывает так: и печалиться вроде не от чего, и всё оно ладно, да не тут-то было! «Что же такое?» – думал Матвей. Отчего он не пожелал даже ступить на берег, который был ему прежде так люб, только ли оттого, что заняли его царёвы люди? Ну так он и сам прежде воевал с ними, и сам был царёвым человеком! Отчего же не пожаловать к воеводе? А ведь его, героя Сибири, встретили бы – и пир ему устроили! Отчего же такой горечью вдруг залилось его сердце? Отчего невзлюбил он эту крепостицу с первого взгляда? Точно судьба должна была привести его сюда ещё раз – и привести не просто так!..

– Да ты чего это пригорюнился, атаман? – весело спросил Болтун. – Точно на чуток смерть свою увидел, а?

– Типун тебе на язык, Болтун, – грозно молвил Мещеряк. – Укоротил бы тебе кто его!

Посмеиваясь в усы, казаки усердно работали вёслами. Три струга Матвея Мещеряка хоть и нелегко, но упрямо двигались против течения на юг…

…Позади было пять дней пути, и вот уже река Самара сужалась на глазах! Корабли Матвея теперь плыли по её истоку, в южной лесостепи, где хозяйничали ногайцы. Хотя что им тут было делать? Не стояло тут русских поселений, некого было грабить! И всё равно надо было оставаться начеку, ведь река становилась совсем узкой: иногда струги задевали дно. Окажись ногайцы на берегу, легко и в упор изрешетили бы стрелами струги ненавистных им казаков!

Когда до истока было рукой подать и наступила ночь, казаки пристали к берегу, вытащили струги и, прикладывая все силы, которые только были у этих матёрых детин, кряхтя и задорно ругаясь, потащили свои корабли волоком. И на рассвете три струга плюхнулись в исток другой речки – Камыш-Самары. А эта река, тайная, извилистая, сплошь поросшая высоченным, точно лес, камышом, уже вела в Яик! Но выбившиеся из сил казаки заплыли в один из камышовых затонов, где их не рассмотрел бы ни один ногайский разъезд, и уснули без задних ног.

Набравшись сил, они перекусили и вновь налегли на вёсла. Но теперь идти было легко – по течению! И уже через сутки три казацких струга входили в широкий и вольготный Яик! В реку то ли ногайскую, то ли казацкую, но точно не московскую, не царскую! В тёплую, южную, вольную речку!..

Ещё за полверсты казаки Богдана Барбоши, осевшие на острове Кош-Яик, вышли встречать струги. Кто там плывёт? Кто осмелился приблизиться к их вотчине? Только свои могли решиться на такую дерзость, только те, для кого длинный лесистый остров, горбатый, поделивший Яик на два рукава, был не менее родным!

– Да они тут и частокол поставили – молодцы! – когда струг с атаманом приблизился к острову, бросил своим Матвей Мещеряк. – Барбоша предусмотрительным стал, как его с поляны родной выгнали…