Гебу, старый, так похожий на свое божество жрец, предоставил ему одно из пустующих жилищ и при этом пожаловался:

— Обнищал наш храм. Раньше здесь жили в десять раз больше людей. Четыре главных жреца, каждый с пятью или шестью помощниками, многочисленные храмовые рабы… Да, Себек был прежде великим.

Когда Меру, больной, в лихорадке и мучимый болями, лежал в постели, произошло то, чего он всегда боялся. На его счастье, в этот момент вошел не помощник, а сам Гебу, чтобы осведомиться о его здоровье. Гебу странно посмотрел на больного, кашлянул, а затем смущенно обнажил свои желтые крокодильи зубы:

— Э-э-э, Меру, я полагаю… ну, ты потерял кое-что.

Меру тотчас понял, что имеет в виду жрец. Руки бывшего каторжника вскинулись к ушам — левое оторвалось и лежало разбитое около наголовника.

— Ну, это… — начал было объяснять Меру, но Гебу поднял руку:

— Ты не должен ничего говорить, если тебе это неприятно. Здесь ты в безопасности, что бы ни случилось однажды вне этих стен.

— Нет, Гебу, именно твое доверие вынуждает меня объясниться. Будучи совсем молодым, я попал в дурное общество, преступил закон, меня несколько раз арестовывали и наказывали. Так я отправился на чужбину и вернулся только тогда, когда был в состоянии получить отцовское наследство. Чтобы вести достойную жизнь, я сначала поехал на юг и велел изготовить себе искусственные нос и уши. Но я не нашел своего места в жизни, и теперь я здесь, а мое наследство лежит в сокровищнице Себека.

— Ничего не бойся, — успокоил его Гебу. — Есть один бальзамировщик, который мне очень обязан. Он поможет тебе и будет молчать.

Так для бывшего разбойника и убийцы все обращалось во благо, только внутреннего покоя он найти не мог. Спустя некоторое время монотонные службы в храме Меру наскучили. Ему стало недоставать того, что делало его прежнюю жизнь такой пестрой и переменчивой: борьба, волнения, напряжения, опасности, общение с женщинами от случая к случаю. В женщинах у разбойников никогда недостатка не было. В нынешнем жилище Меру не разрешалось принимать женщин, потому что на храмовой земле необходимо было соблюдать целомудрие. В городе он избегал появляться, потому что испытывал какой-то неопределенный страх перед обществом.

Чтобы не помешать этой мирной, посвященной богу Себеку жизни, Меру нашел другой способ реализации своего неудержимого желания насиловать и убивать. Он стал охотником храма и снабжал жреца Гебу и его помощников постоянно свежим мясом гусей, уток, перепелок, зайцев и других животных, которые водились на храмовых землях. Он охотился исключительно с луком, потому что хотел быть в хорошей форме ко дню мести.

В оазисе Фаюм не разрешалось убивать ни одного крокодила, и дичь, которую Меру приносил храму, нужно было приготовить и съесть вне его стен.

Меру не требовалось совершать храмовые службы, за исключением праздников Себека, когда требовалась каждая рука. Тогда паломники устремлялись сюда, курили благовония, жертвовали голубей, зерно, вино, мед и благовония, иногда украшения и немного золота.

Себек почитался здесь в разных образах, особая честь полагалась святому, украшенному драгоценностями крокодилу, тело которого после смерти старательно бальзамировалось, и ему устраивали роскошные похороны. Кроме того, в святилище хранилась золотая культовая фигура мужчины в натуральную величину с головой крокодила. Голову эту украшала высокая корона из перьев с двумя уреями. Народ же радостно расхватывал маленьких бронзовых крокодильчиков, которые продавались в храме, и которых можно было поставить дома в качестве популярного амулета плодородия. Один из титулов Себека был таким: Тот, Который делает беременной и плодородной. Золотую культовую фигуру по особо торжественным дням выносили из святилища четверо помощников, Меру в большинстве случаев был среди них, и хор певиц исполнял старый гимн Себеку.

Приветствуем тебя, о, появившийся из Древней Воды,

Господин глубины, повелитель границы пустыни,

Ты, проплывающий по лагунам.

Могучий бог, нападающий исподтишка,

Живущий разбоем.

Подобие Ра, великий светильник,

Появляющийся из потока.

Повелитель рек, князь ветров,

Живущий в супружестве Бык, господин любви,

Господин еды, которой одариваешь себя сам,

Коварный, любящий разбой.

Поднимись, сражайся за свое тело…

Как ты прекрасен, Себек из Шедита,

Прими почитания

Твоих жен-богинь.

Ни одна из них не может оторвать от тебя своего тела,

Они кружатся вокруг тебя, как молящиеся,

Они прижимаются к тебе, как служанки,

Они кричат тебе: наш Гор приходит.

Наш бог приходит!

Господин плодородия,

Самый ужасный,

Никто не может обороняться от тебя.

Храм, конечно, не был достаточно состоятелен для того, чтобы содержать этих певиц в течение года. Это были жены и дочери ремесленников и рыбаков из Шедита, которым за пару шеффелей зерна в год охотно предоставляли заниматься таким почетным делом.

Среди них были некоторые, прямо скажем, очаровательные женщины и девушки, и Меру не однажды чувствовал, как напрягается его фаллос, когда он с ладьей Себека проходил мимо этого хора. Необузданная страсть к насилию овладела им, однако он сцепил зубы и подумал о позорной смерти на эшафоте. Его возбуждение прошло, но чувства его смутились. Бродя с луком по храмовым угольям, он наконец нашел молодую вдову рыбака, которая за связку перепелок или пару жирных гусей охотно пускала его к себе в постель. У нее была бы возможность снова выйти замуж, но она сдавала в аренду обе полученные ею в наследство рыбацкие лодки и предпочитала оставаться свободной и независимой. Ей едва ли нравилось то, что Меру был помощником жреца в храме Себека, больше она ценила его грубоватые длительные ласки. Она охотно бы отдалась ему и без подарков, но полагала более разумным и дальше настаивать на подношениях. Иногда она его боялась. Он был странным, этот служитель Себека: никогда не позволял целовать себя или касаться своей головы, брал ее исключительно сзади, при этом сжимал ее груди так сильно, что она тихо вскрикивала. Он объяснял это своей жреческой должностью. Его бритая голова, говорил он, принадлежит богу, и ни одной женщине не позволено ее касаться.

Меру снова раздобыл осла, потому что подрезанное когда-то сухожилие на ноге давало о себе знать. Иногда он добирался до северного берега и никогда не забывал разыскать место, где на него чуть было не напали крокодилы. Это все еще было их любимое место, и Меру, находившийся в отдалении, несколько раз поддавался искушению представить, как он плывет в мутной воде и кровожадные звери нападают на него. Он чувствовал, как их острые, будто кинжалы, зубы впиваются в его плоть, как они рвут мясо с его костей. Потом он быстро забирался на своего осла и, сильно ударив его пятками, ехал прочь от этого ужасного места.

В это время прошел слух, что фараон хочет последние месяцы Шему провести на охоте в Фаюме. Гебу полагал: